Удача заключалась в том, что у них не было времени закрыть задние двери.
— Это Джонни. Слушай, тут парень, который назвался Джорданом.
Легкий американский акцент, произношение, характерное для Востока.
— Тогда почему ты не позвонила мне и не предупредила? Мне жутко хотелось почесаться, но ему могло не понравиться, если я пошевелюсь. Пистолет no-прежнему лежал у него на колене.
— Я был в Лаосе, — Он повысил голос: — Ладно, поворачивайся.
Он сидел на бамбуковом стульчике, положив ноги в парашютных ботинках на какую-то развалюху, полустол, полукомод, но дуло пистолета по-прежнему смотрело на меня.
— Как он выглядит?
Медленно и осторожно я опустился на лежанку, заваленную тряпьем в затененном углу; она была втиснута среди корзин, бамбуковой мебели, главным образом стульев, дешевых тряпичных ковриков. Здесь было что-то среднее между складом и пещерой, всего две двери и ни одного окна.
Река текла где-то неподалеку, и ее сырые запахи смешивались с какими-то химическими ароматами. Я прикинул, что это, скорее всего, неочищенный опиум.
— О`кей, Кэти, впредь никого не присылай сюда, предварительно не переговорив со мной. Но ты прелесть. — Он бросил пистолет на стол и выпрямился. — Ясно. Ну, до встречи.
Положив трубку, он бросил мне пачку сигарет; я поймал ее и вернул ему обратно.
— Хочешь курнуть? Садись поближе, Джордан. Я придвинул стул. Он был типичным китайцем, тощим до неприличия — коротко подстриженные волосы начинали седеть на висках, лицо изрезано морщинами, а одно ухо имело какую-то странную форму. Он что-то произнес по-китайски.
Одеяло на соседнем диване слегка дернулось, с него скатилась голая женщина, и, когда она поднялась, на нее упал свет лампы — матовая кожа, маленькие груди, черный треугольник волос между ног, — неуверенно переставляя ноги, словно щенок, делающий первые шаги, она прошла к внутренним дверям и закрыла их за собой.
— Она оголодала. Подцепил ее за неимением лучшего. — Он прикурил черную сигарету с золотым фильтром, которую вытащил из пачки. — Так в чем дело, Джордан?
Я рассказал ему, что представляю “Литье Лейкера”, и о происшедшей у нас утечке.
— Давай-ка нюхнем! — Попугая.
— И какая же информация тебе нужна?
— Я хочу выяснить все, что возможно, о Марико Шоде. Оцепенев, он уставился на меня.
— Марико Шода… — От зажатой в пальцах сигареты к лампе тянулся ровный дымок. — Иисус Христос. За стеной плеснула волна от прошедшего судна.
— Кэти сказала, что ты можешь мне что-то рассказать о ней.
— Марико Шода… — Он поднялся со стула. Для китайца он был довольно высок и двигался легко, как кошка, чуть сутулясь; не отрывая взгляда от пола, он о чем-то раздумывал. — А что Кэти рассказала тебе обо мне, Джордан?
— Что ты занимаешься перебросками небольших партий грузов и знаешь все ходы и выходы на Юго-Востоке. Кивнув, он приосанился и обвел взглядом стены.
— Так и есть. Я летал где угодно. Я летал с янки во Вьетнаме, там мне хорошо платили — вот он я, глянь-ка, тут вся история моей жизни. — Он продолжал болтать, показывая мне снимки: на четырех из них были изображены последствия аварий легкого самолета, и на груде обломков которого стоял Чен с улыбкой до ушей, с рукой на перевязи и парой костылей под мышкой. — Сегодня мне приходится куда хуже, чем во Вьетнаме, потому что полагаться можешь только на самого себя, а играть приходится в русскую рулетку, когда нацеливаешься на какой-нибудь тайный аэродром здесь или в джунглях Бирмы или, может, Лаоса, и стоит ночь, и они могут выставить тебе лишь пару факелов в конце полосы, а вокруг джунгли, о Иисусе, а ты уже высосал всю горючку до последней капли даже из дополнительных баков, часто это всего лишь канистры, которые ты приматываешь за бортом кабины, и, если потерпишь аварию, они сразу же взрываются, — а порой, идя на посадку, не знаешь, в чьих руках взлетная полоса и не хлестнут ли по тебе перекрестным огнем из пулеметов, что случалось со мной дважды — взгляни только на эту старую развалину, видишь дырки? Но если даже на полосе тебя ждут друзья, у тебя могут подломиться стойки шасси, или ты не заметишь посадочных огней и уйдешь в сторону, и есть джентльменское соглашение — если до медицинской помощи чертовски далеко, а ты пострадал так, что не можешь передвигаться, тебе просто пускают пулю в лоб как охромевшей кобыле.
Мы расселись за столом.
— Хочешь выпить?
— Не сейчас.
— Что у тебе с физиономией?
— Новое лезвие.
Он от души посмеялся.
— Хочешь помыться?
— Подожду.
— Ее уже нет в ванной. Значит, тебе нужна информация о…
Зазвонил телефон, и он снял трубку.
— С рассветом. Конечно, если сможешь. Да что случится! если ты пойдешь на предельной высоте над берегом? — Послушав, он сказал: — Да нет, черт побери, снижаться не надо, ты что, не понял? — Снова помолчав, он спросил о месте Я времени встречи и отключился. — Понимаешь, сам я больше не веду никаких торговых операций, а только перебрасываю грузы и большей частью стараюсь иметь дело не столько с наркотиками, сколько с оружием. — Он встал. — Вот глянь-ка. — Подцепив ногтями, он откинул крышку одной из корзин и показал мне уложенные в ней ровные ряды обойм, сталь и медь которых маслянисто блестели в свете лампы, — 7,62 и 9 миллиметров. Но самое интересное добро находится в других корзинах, только я не хочу возиться с ними. Полуавтоматическое и автоматическое оружие 50-го калибра, большей частью бельгийского производства и несколько прекрасных прицелов из Венгрии. Тут же, — он ткнул в одну из корзин рифленой резиновой подошвой ботинка, — несколько дробовиков, для которых подходят патроны по 9 миллиметров, излюбленное оружие антикоммунистических повстанцев к северу от Пномпеня или Саравана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103