На веранде стояли светильники и по ней сновали люди в белых халатах. В воздухе стояла давящая духота.
— Я здесь, — объяснил мне Пепперидж, — в определенной степени потому, что мисс Маккоркдейл позвонила мне в Челтенхем и сказала, что, кажется, ты наткнулся на что-то очень важное. Она сказала, что ты смог выйти на систему электронного прослушивания Марико Шоды. Это верно?
— Да. У нее был твой номер в Челтенхеме?
— Я дал ей его несколько дней назад, когда в последний раз звонил ей в Верховный Комиссариат. Для любителя она более чем талантлива — уверен, что и ты обратил на это внимание.
— Да. Но я не хотел бы втягивать ее во все эти дела, особенно, когда за спиной маячит Кишнар. Я не хочу подвергать ее риску.
Задумавшись на несколько секунд, он тихо заметил:
— Ты же знаешь, что она и сама может за себя постоять. И довольно успешно.
— И все же придерживай ее на заднем плане, Пепперидж.
— Понятно.
Он сидел рядом со мной, и я видел его угловатый профиль, когда он, задумавшись, над чем-то размышлял; внезапно он повернулся ко мне.
— Понимаешь, нам надо привести в порядок все известные данные. Как и говорил тебе, я вкалывал в Лондоне не разгибая спины и еще больше здесь, пользуясь безупречными источниками — в основном, занимаясь Марико Шодой и ее окружением. Он замолчал.
— Ты прибыл, чтобы сообщить мне об этом?
— Нет. Хочу сказать тебе, что притащил через границу кучу сырой информации, и сейчас она анализируется. Когда появится что-то, представляющее для тебя интерес, я дам тебе знать.
Он опять сделал паузу, но я не нарушал затянувшееся молчание, потому что теперь до меня дошло, куда он клонит, и мне нужно было время, чтобы обдумать ситуацию.
— Твоя задача ныне, Квиллер, заключается в том, чтобы ты в точно рассчитанный момент появился на сцене и настиг цель. Но это не получится, если кто-то не будет осуществлять оперативного руководства.
— Понимаю.
— Еще бы. — Он склонил голову набок. — И я решил сам заняться этой работой.
Мне уже все было ясно. В Лондоне он выглядел всего лишь очередным сладившимся “духом”, и у него оставалось всего лишь несколько сохранившихся связей в нашем деле, с такими людьми, как Флодерус и несколько типов в Челтенхеме, которые чутко держали нос по ветру, и знай я, что он предложит мне работу далеко за границей, за морями, без оперативного руководства на месте, я бы и пальцем не пошевелил ради той миссии, которую он предложил, напрочь отказался бы; но я был просто вне себя после разговора с этим подонком Ломаном в Бюро и до смерти перепуган; вот сейчас-то меня наконец выкинули и мне придется завершать карьеру, готовя новобранцев или помогая Костейну в организации промышленного контр-шпионажа, который он в то время организовывал — промышленного, Иисусе, оперативник в мягком кресле, конец, черт побери, всей жизни, без будущего, без риска; поэтому я и согласился без размышлений.
Но сейчас все было по-другому. Пепперидж заметно изменился. Покончив с пьянкой, он подтянулся; он пользуется доверием в Верховном Комиссариате, и в критической ситуации, когда мне вряд ли удалось бы остаться в живых, он нашел мне надежное убежище, и сейчас сидит себе в тенечке и наблюдает за мной, и я понимал, что он не вымолвит ни слова, пока я не приму решения и не скажу ему “да” или “нет”. Причина, по которой мне нелегко было сделать вывод, заключалась в том, что отношения между полевым агентом и его руководителем должны быть очень близкими и доверительными. Если я скажу “да”, то, значит, я вручу ему свою судьбу, жизнь и успех задания, а он должен будет перевернуть небо и землю, в случае необходимости, для спасения меня или задания. Он должен снабжать меня информацией и заботиться о моем благополучии, обеспечивать меня контактами, если надо, поставлять курьеров, средства, связь и местных помощников, когда бы я ни потребовал их. Ему так же придется иметь дело с моей нервной системой, учитывая растущий риск паранойи, которая всегда угрожает хорьку, когда он пробирается в темноте, чувствуя поблизости запах крови — своей собственной или чьей-то чужой, в зависимости, кто играет ему на руку — Господь Бог или дьявол.
Кроме того, я осознавал, что если я соглашусь работать с ним, то только не потому, что больше не с кем — в таком случае ты подписываешь себе смертный приговор. Такое решение можно принимать, лишь если доверяешь человеку и хочешь с ним работать.
— Тебе приходилось раньше заниматься таким руководством полевым агентом?
— Нет. — Он не отвел взгляда.
— Рано или поздно что-то приходится делать в первый раз. Он перевел дыхание.
— Я хотел бы воспользоваться этой привилегией. Встав, он сделал пару шагов, не отрывая глаз от освещенных окон, и я видел, что он не обращает внимания на людей на веранде. Понимал я, что к нему пришло осознание, как нелегки свалившиеся на него обязанности, с которыми с трудом справлялся даже такой опытный оперативник как Феррис, и что теперь за его спиной нет мощи Бюро.
Повернувшись, он вынул из кармана листик бумаги и протянул его мне.
— Мой номер. В любое время.
Запомнив его, я вернул листок Пеппериджу.
— У тебя есть документы от таиландцев?
— Да.
— Какие-нибудь другие?
— Нет.
— Если они тебе нужны, мы их к утру сможем сделать. Ты знаешь, где находится Майо-стрит?
— Нет.
— Там надежная личность.
Он был тут два года назад в связи с “Фламинго” и вел его Кродёр, который умел оказывать действенную помощь, потому что знал, что такое работать в поле.
Он снова сел рядом со мной.
— Есть еще вопросы?
— Тайская разведка — ты с ней связывался?
— Да. Но ничего выяснить не удалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103