— Я получу свободу.
— Свобода. — Чиновник вздохнул. — Что есть свобода?
Мир беззвучно изменился, на город обрушилась очередная волна. Затем волна схлынула, и все стало по-прежнему. Яркий солнечный свет сменился зеленоватым полумраком, начал быстро темнеть, дошел до почти чернильной тьмы, затем процесс пошел в обратном порядке. Наружный мир пребывал в хаосе и смятении. Умирающие существа, существа живые, и нет над ними власти, никакой, ничьей. И ничто в мире не имеет никакого значения.
— А, ну ладно, — небрежно сказал чиновник. — Вот закончится вся эта катавасия, и я тебя отпущу.
— Церебральный сигнал хиленький, издалека его не поймаешь, так что ты сможешь смотреть моими глазами всего несколько минут. Плыви по возможности прямо, так будет меньше искажений восприятия. Вблизи поверхности можно ориентиреваться по отраженным от Арарата волнам.
— Знаю.
Чиновник понимал, что должен сейчас что-то такое сказать, вот только что? Какие-нибудь основные заповеди новой цивилизации, которую вознамерился построить этот нахалюга.
— Будь милосерден… — начал он и тут же запнулся.
Ладно, попробуем иначе.
— И не оставайтесь там навсегда — ты и твой народ. Пообживетесь, почувствуете себя увереннее — вылезайте наверх, попробуем подружиться. Разумные существа заслуживают лучшей участи, чем прятаться всю жизнь в каком-то там темном углу.
— А если нам нравится на дне?
— Ну, если так, то конечно… — Чиновник осекся на полуслове. — Ты ведь шутишь, да? Смеешься надо мной?
— Да, смеюсь, — согласился чемодан. — Прости, если обидел. Я, начальник, всегда относился к тебе со всем уважением, да ты и сам это знаешь. Но не нужно ломать тут комедию, не подходит тебе роль Господа Бога, не подходит, и все тут.
— Ну ладно, — пожал плечами чиновник, — поступай как хочешь. Будь свободен. Выбирай себе форму по своему собственному вкусу, живи как тебе заблагорассудится. Приходи и уходи когда захочется. Не выполняй приказов человека — разве что по собственной свободной воле.
— Снятие с искусственного конструкта непреложных ограничений является предательством и, как таковое, карается…
— И все равно — поступай как хочешь.
— …лишением виртуального и физического гражданства, штрафом в сумме, не превышающей трех заработков за всю жизнь, смертью, тюремным заключением, радикальной перестройкой тела и психики, а также…
Грудь чиновника болезненно сжалась, ему не хватало воздуха; старые, с детства заложенные структуры очень живучи. Он сделал над собой усилие, глубоко вздохнул и сказал:
— Поступай как хочешь. Я приказываю в третий и последний раз.
Чемодан изменялся. Он округлился и вытянулся, выпустил кургузые крылья и длинный, изящный хвост. Вместо паучьих ног появились маленькие когтистые лапки. Над головой закачался странный, диковинный цветок — глаз на стебельке.
Чиновник ожидал услышать хоть какие-нибудь слова благодарности — и не дождался.
— Я готов, — сказал чемодан.
Лицо чиновника налилось кровью; он смущенно отвернулся, на мгновение забыв, что чемодан не видит этого яростного румянца, не может догадаться о мыслях своего бывшего хозяина. Ладно, простим ему ату неблагодарность. Он имеет право.
Над блестящей, округлой спиной появились две ручки — в точности такие же, как та, прежняя. Чиновник наклонился, поднял чемодан, раскачал его и швырнул. Гибкое, дельфинообразное тело полетело по длинной пологой параболе, врезалось в воду, подняв на удивление мало брызг, и помчалось прочь.
Прародитель будущей цивилизации плыл неглубоко, почти высовывался на поверхность. Чиновник смотрел вслед, прищурившись от соленого ветра и слепящих лучей Просперо, но потом глаза его заслезились и крохотный черный силуэт растаял в мареве.
Ветер дул резкими порывами, начинался шторм. Чиновник подошел к краю пристани и посмотрел вниз. Да, высоко. Вода совершенно непрозрачная. Тускло-серая, с голубым отливом, твердая, как кремень. И белые пятнышки бурунов. В Океане сейчас пропасть твердых предметов — здания и розовые кусты, локомотивы и грузовики, деревья и собачьи трупы. А еще акулы. Чиновник почти видел, как они охотятся в затонувших садах, бесшумно проскальзывают в окна монастырей. Города и поселки, поля и дороги аккуратного, упорядоченного мира превратились в подводные джунгли, попали во власть скользких, холодных хищников.
Ну и что?. Чиновник слышал призывную песнь Океана. И ничего не боялся.
Он снял куртку, аккуратно ее свернул и положил на камни, Снял рубашку. Брюки. Разделся догола. Зябкий ветер покрыл бледное, незагорелое тело гусиной кожей. Чиновник мелко дрожал — то ли от холода, то ли от нетерпения. Он сложил свою одежду в стопку, придавил ботинками.
Этот самый волшебник воображал, что без его помощи, без кодов выхода чиновник умрет. Ничего, мы тоже умеем показывать фокусы, не хуже покойного Вейлера. Грегорьян не знал и половины технологических возможностей Системы, Корда не посвящал его в профессиональные секреты отдела. Хотя мог бы и сам догадаться, что для стражей, для хранителей ни одна запретная сила не является абсолютно запретной.
Чиновник чувствовал, что преобразующие факторы взялись за дело. Десять, начал считать он, девять… Океан — рулетка бесконечных возможностей, дорога, ведущая ко всем горизонтам одновременно, и — за. Восемь. Чиновник задержал дыхание. Реструктурированные мышцы наглухо зажали его ноздри. Семь. Центр тяжести ушел вверх; чиновник покачнулся и едва не упал. Шесть, пять, четыре. Кожу пощипывало, во рту появился отчетливый зеленый вкус. Ундина где-то там, на одном из тридцати тысяч островков Архипелага.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86