Да уж, наказан так наказан.
— Извините, — сказал чиновник, — но я не совсем вас понимаю,
— Меня засылали в Уайтмарш с заданием, за несколько дней до зачистки. Я убрал чеканщика, а затем облучил всю его продукцию — начальнички снабдили меня специальным прибором. Многие из смывшихся имели в своих карманах горячие монеты — и никак не могли понять, каким это образом органы так быстро их отлавливают. А потом у них появились радиационные ожоги — и в самых к тому же неприятных местах. У меня сохранились снимки — пакостное, доложу вам, зрелище.
Капитан сунул руки в карманы, помолчал и добавил:
— А отраву эту я скормил Изольдиному псу. Помучался бедняга и сдох. Вот и верь после этого волшебникам.
— Запрещенная технология, — заметил чиновник. — Планетарное правительство не вправе использовать подобные излучатели. Слишком велика опасность.
— Опытная ищейка делает стойку! Давай, ловец человеков, бери след — если он не слишком остыл за эти шестьдесят лет, — горько усмехнулся Берже, повернувшись к своим экранам. — Я смотрю вниз и вижу всю свою жизнь. Мы стартовали в районе Измены Изольды, известном еще под названием «Рога». Дальше следуют Ожидание Пенелопы, Ранняя смерть и Развод. В самом конце маршрута расположен мыс Разочарования, чем и завершается список моих супруг. Я отстранился от этой земли, но не могу покинуть ее окончательно. Я жду. Чего? Может быть — рассвета.
Нажимом кнопки Берже раздвинул шторы, и чиновник болезненно сморщился. В ярком свете, хлынувшем сквозь стекло лобового фонаря, лицо капитана с бледными складками щек выглядело дряблым и немощным. Внизу проплывали крыши, башни и шпили, среди которых вздымался золотой, ощетинившийся антеннами купол Лайтафута.
— Я только червь, слепо извивающийся в темнице этого черепа, — задумчиво, словно самому себе, сказал Берже.
Странная реплика застала чиновника врасплох. Он неуютно поежился, осознав вдруг, что эти пристальные глаза вглядываются не в ужасы прошлого, а в будущее. В медленной, с остановками, речи чувствовались первые признаки одряхления; капитан словно заглядывал в пропасть жалкого, беззубого существования и таящуюся в глубинах этой пропасти смерть. Жизнь и смерть, столь же неразличимые, как океан и небо на далеком горизонте.
Чиновник и Чу направились к выходу.
— Так я надеюсь, лейтенант, — заговорил, словно проснувшись, Берже, — что вы будете меня информировать. Очень интересно, чем же закончится ваше расследование.
Когда дверь рубки закрылась и трап остался позади, Чу негромко рассмеялась.
— Вы обратили внимание на эту его жвачку?
— Еще бы, — буркнул чиновник.
— Шаманское снадобье от импотенции. Готовится из травы, корешков, бычьей спермы и Бог еще знает какой мерзости. Вот уж правда, горбатого могила исправит. Знаете, а он ведь никогда не вылезает из этой своей конуры, даже спит там. Чем и знаменит.
Чу смолкла, заметив, что никто ее не слушает.
— Он где-то здесь, рядом. — Затаив дыхание, чиновник всматривался в темноту. — Прячется.
— Кто?
— Твой двойник. Шпаненок этот. Реконструируй генетический код, — обратился чиновник к своему чемоданчику, — а затем изготовь локатор. Тогда мы его быстренько.
— Запрещено, — невозмутимо отрезал чемоданчик. — Я не имею права пользоваться такой технологией на поверхности планеты.
— Вот же мать твою!
Воздух в узком проходе почти звенел от напряжения, как туго свернувшаяся, готовая к броску змея. А источник этого напряжения — лже-Чу, который наблюдает за ними из темноты. Наблюдает — и беззвучно смеется.
— Не надо. — Чу тронула чиновника за руку; глаза ее смотрели очень серьезно. — К противнику нужно относиться спокойно, безо всяких эмоций. Иначе он все равно что держит тебя за яйца. Расслабься. Смотри на все это как посторонний наблюдатель.
— Я не…
— … нуждаюсь в советах сотрудников провинциальной охранки. Знаю. — Чу ехидно ухмыльнулась, вся ее серьезность куда-то исчезла, вновь сменившись цинизмом. — Местные органы безопасности буквально всех планет славятся своей продажностью и неэффективностью. И все равно к моим словам стоит прислушаться. Я здешняя. Я знаю противника.
— Па — берегись!
Чиновник торопливо отодвинулся. Четверо мужиков вытаскивали из грязи тяжеленное бревно, явно намереваясь закинуть его в кузов грузовика. С лебедкой, установленной на том же грузовике, управлялась рыжая коренастая женщина. Везде, куда ни посмотри, царила, как принято выражаться в изящной литературе, мерзость запустения. Ни одного приличного здания — все домишки ободранные, сто лет не крашенные, щелястые, половина оконных стекол выбита. Северные стены облеплены коростой плотно сросшихся морских раковин.
Под ногами — слякоть. Чиновник скорбно осмотрел свои безнадежно загубленные ботинки.
— Что тут у вас такое? — спросил он.
С крыльца одной из халуп — лавки, если судить по вывеске — за погрузкой наблюдал тощий низкорослый старик, почти терявшийся в складках непомерно просторной одежды. И не поймешь, усмехнулся про себя чиновник, то ли хмырь этот усох в два раза, то ли хламида его выросла под животворными лучами местного солнца, или как там они его называют.
В левом ухе болтается серьга, миниатюрный серебряный череп — мирный деревенский лавочник был когда-то бравым космическим десантником; в левой ноздре сверкает увесистый рубин — ветеран Третьего воссоединения.
— Тротуар сдираем, — мрачно сообщил старикашка. — Самый взаправдашний морской дуб, да к тому же — мореный. Пролежал в этом болоте чуть не сто лет. Это дед мой мостил, когда поселка еще считай что не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86