Капитан стоял, окаменев, и похоже, вовсе потерял самообладание,
вернее, способность двигаться и говорить. Словом, лишился дара речи. Позже
он не мог вспомнить себя в эти минуты - память отшибло. Поспешая, женщина
на ходу заметила торчащего, как столб на дороге, капитана, который
напряженно и молча смотрел на нее, не спуская глаз. Она удивилась и
глянула повнимательней - не знакомы ли, но нет, никогда прежде она не
встречала его, и потому необъясним и странен был ей застывший истуканом
моряк, его пристальный неотрывный взгляд.
При всем своем кокетстве она не знала за собой такой разящей силы, не
подозревала, что так сокрушительно неотразима - поверить не могла.
Время исчезло. Капитан стоял, забыв обо всем. Вытянув руки по швам,
он неподвижно смотрел на женщину. Могло сдаться, он выполняет команду
"равняйсь!" в строю почетного караула. Это и впрямь было похоже на
почетный караул по случаю прибытия высокого гостя: капитан замерев, держал
равнение, медленно поворачивая голову, провожая женщину взглядом.
Движением плеч она взбодрила лису, кокетливо подбросила ее вверх, как
это свойственно опытным женщинам, однако и она была смущена и даже
растеряна: нам редко уделяют столь пристальное внимание, неподдельный
интерес всем нам в диковину.
Миновав капитана и чувствуя на спине его твердый, как прикосновение,
взгляд, женщина обернулась, по губам ее скользнула лукавая усмешка, глаза
игриво блеснули, лиса на ее плечах задорно вскинулась, словно пружинисто
скакнула на упругих лапах.
И капитан не выдержал: четким строевым шагом он направился к женщине
и, козырнув, отдал рапорт - так, мол, и так, здравия, мол, желаю, капитан
первого ранга такой-то. Женщина, улыбаясь, смотрела на него, живо
поигрывала глазами, он заговорил с ней, не слыша себя, оглушенный встречей
и внезапным чувством.
Серьезно и даже хмуро, настойчиво, с легкой, но заметной досадой,
словно втолковывал что-то простое, понятное, что, однако, собеседник никак
не понимал, капитан твердил новой знакомой, как необходимо, как важно
сейчас выпить шампанского.
Женщина медлила с ответом, ее разбирали сомнения. С одной стороны,
прежний ее поклонник, на свидание к которому она спешила, был майор, а
новый ухажер имел на погонах на две звезды больше, что, конечно, сулило
ему преимущества. Не говоря уже о том, что моряков всегда предпочитают
сухопутным. Но с другой стороны, капитан так внезапно и невесть откуда
возник на ее пути, что и напрашивалось само собой, будто так же внезапно и
невесть куда он может сгинуть.
А он настойчиво твердил одно и то же, талдычил, токовал без умолку,
как тетерев, словно опасался, что стоит ему умолкнуть - и она откажет.
В то время выпить шампанского в Звенигороде можно было в трех местах:
во-первых, в тесной бревенчатой конуре в доме отдыха "Связист", где
спозаранку допоздна торговали вразлив, во-вторых, в похожем на барак,
захудалом звенигородском ресторане, в-третьих, в станционном буфете,
темном, заплеванном помещении о пяти столах, где у широкой стойки можно
было получить бокал шампанского, стакан водки, кружку пива и окаменелый
бутерброд с килькой или сыром. В этих местах вечно ошивались местные и
заезжие страдальцы, сбивчиво гомонили, устроясь уютно за столами в
кромешной духоте. О да, выпивка тогда стоила сущие гроши, и как подумаешь,
сколько упущено, поедом едят запоздалые сожаления: вспомнишь - душа болит!
Впрочем, это касается и всего прочего, что упущено за все годы и кануло
навсегда.
Едва капитан перевел дух, женщина, помешкав, согласилась. И уже не
заходя никуда, с места в карьер, как был с банными принадлежностями в
прозрачном пакете - мыло, мочалка, полотенце - капитан повел свою спутницу
со двора. Вернее, вела она его по той причине, что он только прибыл и не
знал дороги, а она знала здесь все тропки, все стежки-дорожки к
животворным источникам: свидания и прогулки способствуют познанию
местности.
Они стремглав нырнули под арку Троицкой надвратной церкви и по
широкой крутой лестнице, которая прорезала высокий подклет, мимо резных
белокаменных розеток торопливо сбежали в маленький внутренний дворик. Над
ними высилась могучая Красная башня, где когда-то в нишах и на галереях
стояла в карауле стража. Дозорные озирали тогда окрестности с высокой
кирпичной колокольни, где висел знаменитый колокол с малиновым звоном,
давший городу имя.
Стоит забраться на колокольню, как раздвигается окоем и открывается
широкая долина, по которой плавно кружит среди холмов и косогоров
неторопливая Москва-река. Взгляд скользит по застенчивому пейзажу, и
возникает в душе тихая печаль сродни той, какая открывается нам в поисках
смысла жизни.
Забравшись на колокольню, я не раз жадно вбирал открывшийся вид,
мусолил взглядом каждую подробность в шкурном стремлении запомнить,
удержать, присвоить и сохранить. И потом, позже, спустя годы, когда я
узнал славу и суету чужих столиц, стоило мне на короткое время вернуться
сюда, как разом опадала шелуха обыденности, таяли заботы и забывались,
забывались повседневная житейская толчея, несуразица и хлопоты, на которые
все мы обречены - все, кого одолевают непомерные желания и гордыня.
Капитан и только-только обретенная подруга кинулись второпях под
своды сумрачного церковного подклета и вынырнули из-под арки в нижнем
дворике, сдавленном могучей Красной башней и Троицкой церковью.
Красная башня имела двое ворот: большие, главные - для царя,
патриарха и знати, и другие, поменьше - для простолюдинов.
1 2 3 4 5 6 7 8