Надежда то покидала его, то снова тлела, заставляя искать выход. В
конце концов он с трудом преодолел полузасыпанный подкоп и вылез в
старинную, выложенную кирпичом галерею. Ключников сел, привалясь к стене,
и погасил фонарь. В кромешной темноте ему мнилось, он остался один на
земле. Тоскливая, как стон, боль ныла в груди и сквозила навылет: понятно
было, что он похоронен заживо и теперь обречен на долгую мучительную
смерть.
Его разбирал страх. Нет, Ключников никого не боялся, кто мог тронуть
его, вооруженного до зубов? Но разве оружие, разве сила лишают нас страха
и укрепляют дух?
Страшное, пронизывающее насквозь одиночество, с которым нельзя было
совладать, обуяло его, он вдруг почувствовал себя маленьким, беззащитным.
Он хотел заплакать - в детстве после плача всегда наступало облегчение -
но не смог, плач ведь тоже требует сил.
Ключников даже молиться не мог - не умел, хотя был крещен. Да,
бабушка позаботилась когда-то, отвела внука в Успенский собор на Городке,
где священник крестил его, однако в семье все, кроме бабушки, были лишены
религиозного чувства.
С медового Спаса бабушка строго говела весь двухнедельный Успенский
пост. В Звенигороде, как повсюду, мало осталось таких, кто жил по русскому
обычаю и православному закону, как приличествует человеку, рожденному в
вере.
Сергей едва помнил наставления бабушки, в памяти удержались смутные
отрывки: на первый Спас, прозванный мокрым, отлетают ласточки и стрижи,
падает обильная холодная роса, первая малина поспевает... Бабушка
старалась передать ему, что знала сама, но тщетно - внук растерял.
Ключников зажег фонарь и поводил им вокруг, определяясь: массивные
опоры поддерживали тяжелый шатровый свод, узкие арочные проемы соединяли
одну палату с другой. Могло статься, это были остатки Опричного двора,
который помещался здесь когда-то: застенки, каменные мешки, ледяные
погреба, казематы, пыточные камеры... Если так, то сколько людей изнывали
тут от нещадной боли, томились в смертельной тоске, мучительно испускали
дух в пытках и в страхе ждали кончины - страх и тоска густо пропитали
здесь стены и своды, настоялись за века в непроглядной черноте и сочились
из-под земли, отравляя воздух Чертолья.
Пошатываясь от усталости, Ключников тяжело побрел вдоль стены,
обнаружил в ней каменные ступеньки, которые вели наверх. Поднявшись, он
оказался в глубоком подвале разрушенной давно церкви [на этом месте в
XVIII веке стояла церковь Николы, что в Турыгине], под лучом фонаря в
разные стороны побежали крысы.
Крутая деревянная лестница поднималась к решетке, за которой лежал
укромный замкнутый дворик. Оступаясь, едва держась на ногах, Ключников
насилу выбрался наружу. Ему померещилось, он уже бывал здесь когда-то: под
деревьями у стены располагалась маленькая детская площадка, узкая темная
арка вела в соседний двор-колодец. Ключников поозирался и не поверил
глазам: это были задворки дома, в котором жила Аня.
Построенный в начале века высокий доходный дом нависал над двором,
как скалистый утес. Дом стоял в самом центре Чертолья позади Музея изящных
искусств и небольшого уютного парка с красивой обветшалой усадьбой князей
Долгоруких, где разместилось нынче дворянское собрание.
Так было угодно судьбе. Провидение снова привело его к этому дому в
неукротимом желании доказать, что от судьбы не уйти.
Ночь была на исходе, блеклый рассвет размыл сумеречную мглу и
растекся повсюду, пролил на город тусклый утренний свет.
Ключников с трудом дотащился до стены, тяжело опустился на землю.
Неимоверная усталость одолела его, сковала тело, и мнилось, что отныне он
и пальцем не шевельнет.
Он был невероятно грязен, пороховая гарь въелась в кожу, волосы
слиплись от пота, грязь и пот пропитали испачканную землей и машинной
смазкой одежду.
Ключников не знал, сколько прошло времени. Он услышал поблизости
шаркающий звук метлы и очнулся: неподалеку женщина-дворник мела двор. Она
заметила его, сидящего без сил на земле, и обмерла, глаза ее округлились
от страха: на коленях у него лежал автомат.
Дворник постояла в оцепенении и торопливо кинулась прочь, видно,
побежала звонить.
Ключников с трудом поднялся, таща автомат, скованно добрел до
подъезда. В окнах Ани было темно, впрочем, как и в других окнах; однако
ночь была на исходе, небо на востоке стало светлеть. Ключников вошел в
подъезд и, пока ехал на лифте, едва держался на ногах, привалясь к стене.
То, что он увидел, повергло его в недоумение: квартира была
опечатана. Ключников тупо смотрел на печати и не понимал, что они
означают. Он позвонил на всякий случай, никто, разумеется, не ответил. Он
звонил снова и снова, сосредоточенно прислушиваясь к трезвону за дверью.
Поразмыслив, Ключников позвонил соседям и после долгого ожидания услышал
тяжелые шлепающие шаги.
- Кто там? - спросил сиплый женский голос.
- Извините, я к вашей соседке... Здесь дверь опечатана. Вы не знаете
где Аня? - обратился он через дверь.
- Кто? - спросонья не поняла женщина. - Что вам надо?
- Аня! Мне Аня нужна! - повторил он в испуге, что она не расслышит
или не поймет и уйдет. - Где Аня?!
Дверь приоткрылась узко - на длину цепочки, в щель он увидел
заспанную немолодую женщину в домашнем халате поверх ночной рубашки.
- Мне Аня нужна, - настойчиво повторил Ключников, придвинувшись к
щели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117