Сергей и Галя легли в траву под деревья, потерялись в густой зелени,
и казалось, они здесь свои, сродни траве и деревьям.
Под вечер, когда Ключников вернулся домой, во дворе его встретил
отец.
- Надобно поговорить, - сказал он озабоченно и нахмурился, насупил
брови, как бы в поисках нужных слов. - Неудобно, сынок... Столько лет
вместе, а все молчком, молчком. У нее родители, подруги, родня...
Полгорода в знакомых. А мы вроде всем голову морочим - нехорошо. Перед
людьми стыдно.
- Мы уже решили, отец. Приеду на той неделе, заявление подадим.
Можешь всем объявить.
- Вот и ладно, - облегченно вздохнул отец и повеселел сразу,
посветлел лицом.
В Москву Ключников возвращался поздней электричкой. До Голицына он
читал, не поднимая головы, людей в вагоне было немного - раз-два и
обчелся. Позже народу прибавилось, электричка с диким воплем проскакивала
станции без остановок, в мутной мгле за окном горели далекие фонари.
Ключников дремал, когда двери резко разъехались, из тамбура ввалилась
шумная орава и покатилась по вагону, горланя во все горло и вдруг смолкла,
застыла, словно наткнулась на преграду.
Девушка сидела одна с журналом в руках, напротив клевал носом мелкий
мужичок, парни потоптались в проходе и внезапно швырнули мужичка на
соседнюю лавку, а сами обсели девушку - двое рядом, трое напротив. Она
попыталась встать и уйти, но они не пустили, усадили силой, прижали к
стенке и ухмылялись, корчили рожи, и уже понятно было, что добром это не
кончится.
Подняв голову, Ключников увидел испуганные глаза девушки, они были и
без того большие, но испуг увеличил их, и теперь они казались огромными на
побледневшем лице.
Шпана изголялась над ней, как хотела. Они были уверены в себе и в
том, что никто не вступится, а вступится, они дадут укорот, чтобы
неповадно было.
- Отстаньте от нее, - вмешалась какая-то женщина, но они не обратили
внимания, лишь один лениво повернул голову:
- Заткнись, тетка!
Женщина умолкла, а больше никто не рискнул - впутаешься, себе дороже.
Девушка озиралась в надежде, что кто-то придет на помощь, но соседи
отворачивались, и она снова попыталась встать и уйти, но шпана не
выпустила ее.
- Кк-у-да?! - весело заорал самый вертлявый из них, которому, судя по
всему, в компании отводили роль шута.
Он выламывался больше других, кривлялся, ерничал, хлопотал, не
переставая, чтобы развлечь приятелей.
Девушка поняла, что ей никто не поможет, и сжалась, затравленно
смотрела на обидчиков и беспомощно отстранялась, когда они тянули к ней
руки.
Ключников знал повадки шпаны. Тупые и злобные, они, как бездомные
собаки, сбивались в стаи, которые рыскали повсюду в поисках добычи. Каждый
сам по себе был ничтожен, но вместе они были опасны, и потому уповали на
стаю: в стае их разбирал кураж, в стае они мнили себя сильными и
значительными, стаей они мстили всем прочим за свое ничтожество в
одиночку.
Такие стаи были сущим бедствием повсюду. Они были плоть от плоти
режима, который с первого мгновения, как возник, ставил человека ни в
грош, возведя произвол и насилие в норму, изо дня в день доказывая, что
все дозволено. И потому отребье по всей стране уверовало: так есть, так
должно быть.
Ключников надеялся, что они покуролесят и отстанут, но, не получая
отпора, они лишь наглели и расходились; уразумев, что все их боятся, они
победно озирали вагон.
Один из них был верзила, вероятно, спортсмен, он надменно бычился и
свысока, лениво поглядывал по сторонам; он был накачан без меры, майка
едва не лопалась на груди, и как все верзилы, он был медлителен и сонлив.
Ключников окинул взглядом вагон: рассчитывать на помощь не
приходилось. Пассажиры помалкивали, делали вид, что происходящее их не
касается, но понятно было, что они боятся.
В вагоне повисла зловещая немота, в тишине стучали колеса, и было
что-то мертвое в общем молчании, как будто всех разбирала общая хворь. Но
то был страх, тошнотворный страх, каждый, кто прятал глаза, полагал, что
если не встревать, то его не тронут, иные глазели с любопытством,
посмеивались, а на лицах некоторых держался неподдельный интерес.
Впереди предостерегающе завыла сирена, вагон мчался стремглав,
раскачиваясь на рельсах, и отчаянный медный вопль был в ночном
пространстве, как трубный глас свыше; далеко окрест, тем, кто слышал его,
становилось не по себе.
Ключников присмотрелся и определил в стае коновода, им оказался
рослый блондин с длинными волосами. У него были шалые глаза и что-то
безумное в лице, нескончаемая истерика, понятно было, что он постоянно
взъяривает себя и готов на все, чтобы доказать свою власть.
Наглее других держался шут. Он тянул к девушке руки и громко, на весь
вагон смеялся дурным ломким смехом.
Ключников поднялся, никто не обратил на него внимания, видно, решили,
что он собирается выходить.
- Кончайте, - сказал он спокойно, надеясь, что они угомонятся.
Но они уже вошли в кураж, и любое слово поперек мнилось им досадной
помехой, которую следовало стереть в порошок.
- Что?! - взвизгнул шут, словно не веря ушам.
- Сейчас под колеса сбросим, - пообещал главарь, вставая.
По правде сказать, вырубить его не составляло труда. Он не успел
подняться, Ключников ударил его коленом в пах, потом рубанул наискось
ребром ладони по шее, такой удар обычно ломал ключицу. Парень обмяк,
согнулся и мешком осел на лавку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117