Со временем он усвоил закон: не прикипай никогда душой - к месту ли,
к человеку, себе больнее, после отдирать с кровью. И уже сам уходил, своей
волей, прежде чем его гнали, чуть что - привет, пишите письма!
Он даже сам удивлялся, как это раньше он тянул до последнего, не мог
оборвать, а оказывается, проще простого - шагнул за порог и пошел, дорогой
все образуется.
Однако это он позже усвоил - ума набрался, а пока он неохотно
подбирал раскиданное по комнате имущество и горестно думал, куда идти на
ночь глядя. Зина истошно выла, лицо ее опухло от слез.
"Может, оно и лучше, - свобода как-никак", - думал Пряхин, заталкивая
в чемодан мятые рубахи.
Он надел свой единственный пиджак, купленный год назад: пиджак был
велик, Пряхин это и в магазине видел, размера на два больше, но продавщица
смотрела строго, и он не рискнул отказаться, постеснялся - зачем тогда
примерял?
Он вообще всех их боялся: продавцов, официантов, таксистов, страшился
их гнева, даже недовольства и тушевался заранее, будто наперед знал, что
стоит им рассердиться, ему несдобровать.
В Спас-Клепиках Пряхин задержался ненадолго.
- Пустой ты человек, Миша, - сказала ему вскоре Лиза. - Ненадежный.
Врун, хвастун... Никакого в тебе содержания.
Она работала на ватной фабрике и считала себя содержательной.
Пряхин и сам знал, что жизнь его идет вкривь и вкось, а он болтается
в ней, как дерьмо в проруби.
Приятели не раз интересовались, как это он рвет с такой легкостью:
многие из них в семье мучились, хлебали сполна, но терпели, тянули лямку.
В ответ Пряхин посмотрит свысока и хмыкнет с превосходством: "А по мне что
та, что эта - один хрен. Все они мне до фонаря. Чуть что - привет, пишите
письма!" - глаза его смотрят дерзко, на губах играет победная усмешка, и
он горделиво, по-петушиному озирается: мол, учись, пока я жив!
В такие минуты он на самом деле казался себе весельчаком, балагуром,
все ему трын-трава и море по колено - сам черт не брат...
Но как бы там ни было, все чаще сверлила мысль о собственной крыше: в
своем доме ты себе хозяин.
Это были пустые мечты, он знал. Деньги у него не водились, хотя
возможность была, как-никак плотник, а вот скопить не умел. Если и
перепадало иногда, то по малости - не держались у него деньги, как ни
старался.
Сколько, бывало, понукал себя - толку не было. Иной раз определит
скопить, взнуздает себя решительно, но, как ни терпит, как ни жмется,
спускает все до последней копейки, еще и в долги влезет.
Правда, имелась одна последняя возможность: на худой конец можно
завербоваться. Но он еще не был готов, не созрел, как говорится.
Последнее время Пряхин обретался в Кинешме. Зима была на исходе, в
низовьях Волги уже вовсю гуляла весна, но здесь береговые откосы еще
покрывал снег, и река с высоты открывалась неподвижным белым
пространством, на котором кое-где чернели вмерзшие в лед баржи.
Третий вечер подряд Пряхин скучал. Нынешняя его подруга работала на
заводе "Электроконтакт" в вечернюю смену; Пряхин вышел из дома и побрел по
улице.
Шел мокрый снег, касался земли и таял. Пряхин вдруг вспомнил, что ему
тридцать пять - полжизни, если повезет протянуть семь десятков. А не
повезет, значит, и того меньше, значит, он шагнул уже за половину и теперь
только вниз, под гору. И не было у него ничего своего, кроме чемодана с
мелким имуществом, рот щербат, никак зубы не вставит, даже на курорте ни
разу не побывал.
Когда он вернулся, Зоя была уже дома, ужинала, не разогревая.
- Где ты шатаешься? - грянула она хмуро. - Хоть бы раз встретил...
- Зоя, ты на курортах бывала? - неожиданно спросил Пряхин.
Она помолчала и вздохнула тяжко:
- Никчемный ты человек. Что ты есть, что тебя нет... Только языком
чесать...
- Не нравлюсь? - въедливо поинтересовался Пряхин. - Может, тебе
артист нужен? Так скажи, я живо...
- Полно тебе, - отмахнулась Зоя. - Чего кривляешься?
- Нет, ты скажи! - настаивал Пряхин. - Скажи: хочу артиста. Я мигом!
- дернувшись, он подбросил вверх плечи и тряско охлопал себя ладонями,
будто в цыганском танце. - Ап! - Пряхин застыл, вздернув голову и раскинув
руки: просторный пиджак висел на нем, как на жерди. - Похож я на артиста?
- Ерник ты, Миша, - грустно покачала головой Зоя. - Пустозвон.
Ломаешься все... Вроде куклы тряпичной.
- Какой есть! - ощерился Пряхин. - А ежели я вам не по нраву, так это
поправить можно!
- Ну что ты завелся? - устало спросила Зоя. - Я спать хочу.
- Спать, спать... Только и знаешь, - с досадой попенял Пряхин. -
Курица.
- Это я курица?! - глаза у подруги стали большими и круглыми. - Ах
ты... - от возмущения она потеряла слова. - Да ты сам-то кто?! Или у тебя
деньги есть?! Или ты мужик какой-то особенный?! Принц заморский?
- Ну ты чего? Чего? - оторопел Пряхин. - Вожжа, что ли, под хвост
попала?
- Да я с тобой на безрыбье только! - клокотала Зоя. - Я б тебя в упор
не видала. Тоже мне хахаль! Гляди, как бы ветром не сдуло!
- Ах, ветром?! - медленно и как бы зловеще спросил Пряхин и пошарил
глазами по сторонам. - Где мой чемодан?
- Испугал! Ой, не могу, испугал!
- Где мой чемодан? - оцепенело, с железной решительностью повторил
Пряхин.
- Да катись ты со своим чемоданом! Вот ты где у меня! - Зоя ладонью
провела по горлу.
- Разберемся... - пообещал Пряхин, привычно побросал в чемодан белье
и рубахи, снял с вешалки пальто и начальственно, вроде бы с трибуны,
помахал рукой. - Привет! Пишите письма!
До утра он дремал в зале ожидания на вокзале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12