Дирекция "Комиссионторга".
- Надежда слабая, но другого выхода нет, - сказал Левин по прочтении.
- Все ты, Иван, сделал правильно...
Михальченко ушел к себе.
Оставшись один, Левин вспомнил о Шооре и тут же подумал о Маргарите
Марголиной: выписалась ли она уже из больницы, захочет ли разговаривать, а
что если она не помнит этого Кизе и ничего не добавит к тому, что знает о
нем Левин? В таком случае не зря ли отложил свидание с Шоором?.. После
первого звонка на квартиру Маргариты Марголиной прошло всего шесть дней.
А, была не была, и он снял трубку.
- Я вас слушаю, - отозвался старческий спокойный голос.
- Маргарита Семеновна? - наугад спросил Левин.
- Да.
Левин назвался.
- Мне необходимо с вами повидаться. Окажите любезность, уделите
полчаса.
- Я сегодня только из больницы. Если можно, давайте завтра.
- Конечно! - обрадовался Левин. - Когда вам удобно?
- Если вас устроит, приходите часов в двенадцать.
- Очень хорошо! Адрес ваш у меня есть. Благодарю вас!
- Пожалуйста...

Без четверти двенадцать Левин уже шел по улице Бакинских комиссаров к
Марголиной. Дом номер восемнадцать оказался обычной блочной пятиэтажкой
хрущевских времен.
Дверь открыл мальчик.
- Здравствуй, - сказал Левин. - Тебя, наверное, зовут Семен. Я
угадал?
- Да, равнодушно ответил мальчик. - Бабушка ждет вас...
Выйдя из комнаты навстречу, она стояла в глубине коридора - высокая,
худая с совершенно седыми волосами, гладко стянутыми к затылку в большой
узел.
Поздоровались, прошли в комнату. Все здесь было так обычно,
стандартно - мебель, посуда за стеклом серванта, занавеси, - что Левину
показалось, будто он уже посещал эту квартиру.
- Маргарита Семеновна, дело вот какое. По просьбе нашего клиента из
Мюнхена мы пытаемся выяснить обстоятельства смерти его дядьки. Он
находился у нас в городе в лагере для военнопленных. Было это в 1948 году.
По имеющимся у нас данным какое-то время он работал на восстановлении
авторемонтного завода. В одном из его писем той поры он упоминает некую
Риту - кладовщицу в инструментальном цехе. Упоминает самыми добрыми
словами. Мы пришли к мысли, что этой Ритой вероятней всего были вы.
- Да, я работала тогда кладовщицей именно в этом цехе. Как звали
этого немца?
- Звали его Алоиз Кизе. Он был уже не молод. По-моему, лет пятидесяти
пяти.
Она задумалась, провела узкой ладонью по сухой коже лица, потом
сказала:
- Кизе я помню.
- Что бы вы могли сказать о нем?
- Обыкновенный человек. Вежливый. Несколько замкнутый. Но с теми,
кому доверял, вернее, с чьей стороны не опасался грубости или оскорбления
- все-таки немец, пленный, а война только кончилась, - он старался найти
чисто человеческие контакты. У меня сложились с ним нормальные отношения.
- А кто такой сержант Юра?
- Был такой. Он служил в лагере. Первое время приводил по утрам на
завод группу немцев, конвоировал их. Среди них и Кизе. Вечером приходил за
ними, чтоб сопровождать в лагерь.
- Фамилии его не помните?
- Я ее и не знала. Все звали его по имени. Потом, когда немцев
отправили домой, исчез и этот Юра.
- А кто был тогда прорабом?
- Гуторов Павел Иванович.
- Он здесь, в нашем городе?
- Нет, он уехал, по-моему, весной пятьдесят третьего вроде в село к
матери. Кажется, на Тамбовщину. Точно уже не помню. Давно это было.
Удивляюсь, что и это запомнила, вдруг всплыло.
- У вас прекрасная память, - поощрительно сказал Левин. - Бывает,
помнишь то, что случилось с тобой и тридцать и сорок лет назад, а
что-нибудь позапрошлогоднее вылетает из головы навсегда.
- По-моему, детство и юность как-то особенно прочно держатся в
человеческом сознании. Впрочем, не знаю, - она пожала плечами.
- Маргарита Семеновна, а вы не помните чего-нибудь необычного в
поведении Кизе, скажем за неделю до его смерти? Ведь жизнь его, круг
людей, с которыми он общался, были очень однообразны. Что-то иное,
непохожее могло бы броситься в глаза, - как бы подталкивал ее Левин.
- После того, как Кизе перестал появляться в цехе, я спросила других
немцев, где он. Они сказали, что заболел и умер. Но потом приезжал
какой-то военный. Расспрашивал всех нас. И меня в том числе. Один из его
вопросов был похож на тот, который вы задали мне сейчас. Я ответила тогда,
что видела как Кизе разговаривал с одним из шоферов, которые возили нам
щебень и раствор. Мне показалось, что они хорошо знакомы. Были они,
по-моему, одного возраста. И после разговора с шофером Кизе вернулся
мрачный. На мой вопрос, что случилось, он сказал, что этот шофер очень
нехороший человек. Я спросила, с чего он взял, а он ответил, что
встречался с ним еще в 1918 году. Я удивилась, а Кизе оборвал мои
расспросы, мол, об этом как-нибудь в другой раз. Вот, собственно, и все.
Потом, правда, пошел слух, что шофер этот исчез.
- Не помните ли, когда это было? Хотя бы время года.
- Зимой. Потому что шофер этот носил ватник, ушанку, рукавицы, он
часто заталкивал их за ремень на ватнике.
- Я утомил вас? Вы уж извините, - Левин заметил, что она побледнела,
часто облизывала губы. - Последний вопрос. Военный, который потом
расспрашивал вас о шофере, называл его по фамилии или просто "шофер"?
- Нет, фамилию он не произносил. Говорил "человек, который привозил
щебень" или просто "шофер".
- Я вам очень благодарен, Маргарита Семеновна.
- Не за что, - она проводила его до входной двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78