Он стоял и внешне спокойно, даже безразлично смотрел на
безостановочное движение напарника.
Так незаметно проскользят годы, прокатятся безоглядно по льду,
размеченному цветными полосами зон, и так же, как до тебя другие,
откатаешь свое ты, исчезнешь незаметно, уступив кому-то место. Так было
всегда, вечный закон, другого нет, но трибуны по-прежнему будут
нетерпеливо требовать и лихорадочно молить, и кто-то горячий и неопытный
будет рваться в клочья, забыв себя, как ты когда-то, как сейчас Пашка, так
будет после нас, - и что же дальше, что еще?
Он ступил на лед и стал медленно раскатываться вдоль борта, волоча за
собой клюшку, как страшную тяжесть. Парни нерешительно вышли на лед и
остановились.
- Веселей! - крикнул Пашка через все поле.
Они нелепо выглядели на льду в своих куртках с блестящими пуговицами,
в длинных брюках, с которых сзади на коньки свисали нитки.
Грунин подвез и сунул им в руки клюшки, парни медленно покатились, а
потом стали горячиться, стучать клюшками о лед и неумело гонять шайбу.
- Не робей! - крикнул Грунин и закружил вокруг них, засновал
причудливыми резкими зигзагами, мелко-мелко сучил клюшкой, ведя шайбу,
внезапно, без замаха ударял со страшной силой ею в борт и снова
подхватывал.
Рогов спокойно, как в игре, выкатился вперед, угадал следующий шаг
Пашки, поймал его на бедро и резко разогнулся. Грунин перелетел через него
как через забор. Коньки взлетели, блеснули в воздухе и прочертили полный
круг; Рогов медленно покатил дальше.
- Ух, ты! - восхищенно охнул высокий.
Маленький в восторге махнул кулаком:
- Во дал!
Пашка приподнялся и с уважением сказал:
- Как ты меня подловил...
Команда собиралась на льду.
Мальчишки стояли у борта и во все глаза пялились на игроков. Впервые
они их видели так близко, наяву, могли слышать каждое слово и даже
находились с ними на одном катке, вроде тренировались вместе.
Игроки постепенно ускоряли бег. Рогов подъехал к мальчишкам.
- Хотите посмотреть тренировку, снимите коньки и садитесь на трибуну,
- сказал он и уехал работать.
Он забыл о них. На бегу он падал на колени, на живот, резко
вскакивал, ездил в свинцовом поясе, водил по льду диск от штанги,
отрабатывал рывки, пристегнутый к борту тугим резиновым жгутом, а потом
одного за другим принимал на себя стремглав бегущих нападающих и без
передышки падал под шайбы, летящие от нескольких игроков, закрывая собой
ворота, и сам стрелял по воротам; всей пятеркой они подолгу наигрывали
комбинации и без жалости бросали друг друга на лед, потому что в игре их
никто не жалел. Рогов взмок, пот скатывался со лба и заливал глаза, а по
спине бежали струйки.
Это была его обычная ежедневная работа, в которой у него не было
секретов и которую он всегда старался делать хорошо.
Сколько пота он пролил на этот лед за все годы, едкого пота настоящей
мужской работы, но вот только в чем результат - в замирании ли трибун, в
счете ли шайб, в неистовом мгновении победы, во множестве забытых игр или
в тех немногих, которые помнятся?
После тренировки команда мылась под душем. Голоса, плеск воды, шлепки
ладоней и смех сливались в гулкий неразборчивый шум.
Вот они, небожители, все голые, все на кривых ногах, потому что давно
на коньках, мощные торсы и плечи под струями воды - сейчас всего лишь
шумная компания здоровых молодых мужчин. Но вот наступает момент, когда
они в яркой форме, в шлемах, под стать друг другу выходят один за другим
на лед - выпрыгивают и катятся в свете всех фонарей, и гремит музыка, и
тысячи людей замирают на трибунах и миллионы по всей стране, - у всех
захватывает дыхание и волнение сжимает сердце, и тогда они - Команда!
Все знают каждого по фамилии и по имени, но на льду они одно существо
- Команда, их принимают как одно существо, и гордятся ими как одним
существом, и любят как одно существо - неизменной вечной любовью.
Рогов стоял под горячей водой, едва можно было терпеть. Товарищи
резвились в облаках пара.
- Рог наш воспитателем в детский сад устроился...
- Леша, платят прилично?
- "Я, го-о-рит, с детства мечту имел..."
Все громко смеялись, но не зло, его любили. Он не наблюдал издали,
когда в игре задирали товарища, а первым кидался на выручку, оттирая
обидчиков, или устраивал им "шлагбаум": брал клюшку поперек груди и
удерживал их до тех пор, пока страсти не угасали.
- Ах, ты, Боже мой, что благородство с человеком делает!
- "Я, го-о-рит, призвание чувствую..."
Рогов засмеялся:
- Ну, давай, жеребцы, давай...
Кто знал его призвание? Знал ли он сам? Было оно в том, чтобы гонять
шайбу, или в чем-то еще? Ладно, теперь уже поздно выяснять, нечего голову
ломать.
- Ох и задумчив ты стал! - крикнул из пара голый Грунин и с размаху
хлопнул его по спине. Даже звон пошел.
Рогов одевался, когда к нему подошел тренер и сел рядом.
- Как самочувствие?
- Нормально.
- А вообще жизнь?
- Нормально.
- У тебя что, сегодня приема нет?
- Почему? - засмеялся Рогов. - Есть.
- Не нравишься ты мне...
- Играю плохо?
- Почему плохо? Прилично. Игра у тебя идет. Настроение мне твое не
нравится. Что-нибудь стряслось?
- Да нет, так ничего...
- Как учеба?
- Какая учеба, хвостов набрал.
- Ничего, сдашь, нам в Канаду скоро.
- Вышибут меня, вот и будет Канада.
- Что ты преувеличиваешь?! - рассердился тренер. - Ты весело должен
жить, легко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9