Получилось, когда он вертел рисунок, что одна из фигурок обязательно висит вниз головой. Кто же?
Что-то вспомнив, он потянулся к телефону, набрал номер:
- Юрконсультация? Пожалуйста, Устименко.
Щерба ждал, слышал, как кто-то звал: "Артем Григорьевич, вас к телефону"... - Артем, здравствуй. Это Щерба.
- Здравствуй, Миня. Я тебя слушаю.
- Неудобно получилось: ты заходил зачем-то, ждал да так и ушел. Ты извини, замордовала работа. Ты что-то хотел?
- Ерунда, Миня, не горит. Там у вас кто-то ведет дело Кубраковой из какого-то НИИ...
- А что у тебя за интерес?
- Пустяковый. У меня в Харькове родственница, она отправляла в этот НИИ Кубраковой свой доклад или реферат. Теперь ей хочется заполучить его обратно, поскольку, возможно, на нем есть пометки Кубраковой. Вот и все, если, конечно, этот доклад не фигурирует в деле.
- Смотри, до Харькова докатилось... Сейчас ничего не могу тебе обещать. Когда прояснится, дам знать, - неопределенно ответил Щерба. - Как живешь?
- Как все в наше время и в нашем возрасте. Готовлюсь к процессу.
- Большой?
- Нет, но пахнет занудством. Взятки, приписки, подставные лица.
- Заготовители?
- Да... Ну а как ты?
- Часть человечества висит вниз головой. Не могу понять, к какой категории принадлежу я.
- В этом, похоже, не скоро разберемся... Кто бы мог думать, что нашему поколению придется пережить и этот бардак? Уходить не собираешься?
- Пока нет. Держат... Ну, будь здоров. Заходи.
- Спасибо...
Зависти в Щербе имелось столько, сколько положено нормальному человеку. Но сейчас он позавидовал Устименко: все-таки в адвокатуре куда легче. Он знал, что Устименко не просто сбежал туда, его выжили из прокуратуры. И, пожалуй, не прогадал. Но себя представить в судебном заседании в качестве защитника, а не государственного обвинителя, не мог. "Ничего, привык бы. Вон, сколько знакомых следователей и прокуроров ушло в адвокатуру!" - подумал Щерба, словно завтра собирался это сделать...
17
В начале десятого утра в субботу за Джумой заехал на "Волге" приятель с подругой. Загрузив багажник сумками с едой, бутылками, эмалированной кастрюлей с замаринованной бараниной, засунув туда же ящик с буковым углем и шампура, Джума с женой и всем выводком отправился на два дня кайфовать. Ехали они в закрытую зону отдыха штаба военного округа - на Липницкие пруды, где комендантом был прапорщик - дружок Джумы.
Машин попутных на шоссе было много: часть людей, как и Джума, ехала отдыхать в леса, а другие - их сразу можно было узнать по пестрой географии автомобильных номеров, тюкам на крышах, прицепами - спешили к границе с Польшей. Категорию этих туристов Джума знал: некоторые из них потом попадут в сводки ОБХСС, как и те, кто по левой полосе тащился навстречу, из Польши.
- Во зараза, - злился Джума, - теперь до кольца будем плестись.
На кольце свернули налево, на пустынное шоссе, затем еще раз налево на просеку и остановились у шлагбаума. Джума показал охраннику пропуск, и они въехали на территорию Липницких прудов.
- В тот же домик, Надька? - весело подтолкнул Джума жену.
- Тебе бы только туда, - притворно рассердилась она.
На сухом песчаном взлобке, поросшем густым сосняком, стоял двухкомнатный щитовой домик. С помощью приятеля-прапорщика Джума снимал этот домик.
- Привет, милиционер, - подошел прапорщик, когда они разгружали багажник.
- Привет, дорогой! - обнял его Джума. - Карп будет?
- А шашлык?
- А как же!
- Тогда и карпа найдем, - речь шла о копченном карпе, который мастерски солил и коптил для начальства прапорщик. - Располагайтесь, еще увидимся...
Избалованный в детстве родителями, а позже - жизнью холостяка, Виктор Скорик не признавал выезды "на природу", он любил комфорт - хороший гостиничный номер в пятидесяти метрах от пляжа, вечером приличный ресторан, куда можно войти, соответственно одевшись, не белой вороной, а с тем естественным достоинством, когда все твои движения, походка, взгляд, выражение лица говорят, что ты не блефуешь, что действительно свободны душа и тело, что если ты даже не хозяин жизни, то во всяком случае один из тех, кто что-то в ней значит. Официанты и администраторы гостиниц улавливают это состояние безошибочно и ведут себя соответственно. А ежели с тобой еще миловидная женщина, не крикливо одетая и не намазанная, как схваченная в дискотеке профурсетка, - если твоя женщина не суетится, не размахивает руками или разговаривает во весь голос, не пялит глаза на людей в холле или в ресторанном зале (обслуга моментально определяет потаскух, нанятых на несколько ночей), - коли это так, то ты удостаиваешься вежливости и внимания. Все это стоит, конечно, ого-го! Но Скорик и Катя с зимы начали откладывать деньги. А уж прибыв на юг раз в году, ни в чем себе не отказывали. Поселялись, разумеется, отдельно, но все время их видели только вдвоем, без шумных пьяных компаний. Дежурные по этажу и горничные привыкли к этой паре, хвалили между собой, что в номерах у них всегда аккуратно - не валяются пустые бутылки, не разбросано дамское белье, нет пляжного песка на ковриках, в ванной пол не залит водой, потому никого не волновало, что каждое утро до завтрака отправляясь на пляж, парочка выходила из номера Кати, что в лоджии Скорика часто сушатся на шпагатике Катины купальники.
По графику отпуск у Скорика в сентябре. А сейчас только середина июня, и он с тоской подумал, что еще два с половиной месяца рутины замордуют вконец.
- Давай в этом году поедем в Дагомыс, - вдруг сказал он.
- Ты с ума сошел! - она сидела в кресле, поджав босые ноги и заполняла какие-то клеточки на куске ватмана. - Это же сколько денег нужно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64