Я огляделся и увидел жен этих нетитулованных дворян. Все они были разодеты в пух и прах. Все выглядели так, будто у них скрутило животы от зависти к кому-то или к чему-то. В молодости у них ничего не было, но после войны появилось многое, и изменение в положении оказалось настолько неожиданным, что они так и не перестали чего-то хотеть и продолжают чувствовать себя обиженными.
Эти мысли постепенно настраивали меня на привычный лад, но тут я заметил, что вышибала, который стоял у входа наверху, вошел в зал и взглядом ищет меня, поэтому спрятался за квадратную колонну (только подумать!) и следил за ним из-за кованой решетки (и решетки там были). Бедняга выглядел расстроенным, так как меня не видел. Он одернул пиджак, что было равноценно сглатыванию комка в горле, и двинулся туда, где мог доложить кое-кому о ситуации, – к одной из дверей, ведущих в никуда. Я прошел через зал и открыл ту дверь, за которой исчез вышибала. Я увидел лестницу, выстланную великолепным ковром. По обе стороны от меня было еще две двери. Откуда-то сверху слышались голоса. Я поднялся по лестнице, повернул направо, поднялся еще на один пролет из восьми ступеней и оказался на площадке с открытой дверью. Оттуда, где я стоял, мне была видна спина вышибалы.
– Думаю, он где-то внизу, – говорил он.
– Тупой недоумок, – раздался голос. Старина Эрик.
– Ну, я не знал, – заныл вышибала.
– Не знал, – послышался другой голос, охрипший от миллиона сигарет, – и, думаю, никогда не узнаешь.
Вышибала все не закрывал дверь.
– Ну? – произнес второй голос. – Что стоишь? Иди да взгляни, что он там делает.
Вышибала вернулся к жизни и резко повернулся, спеша исполнить приказание. В этот момент он увидел меня. Наши взгляды встретились. Он не закричал и попытался ударить меня, но не попал. Зато я врезал ему от всей души и, перешагнув через него, вошел в пентхаус.
За стеклянными стенами чернел мрак, разгоняемый неоновым светом. Вдоль стен был постелен ковер. Создавалось впечатление, что помещение забито низенькими столиками и крохотными белыми ковриками. Сторонний наблюдатель решил бы, что снаружи и днем и ночью можно увидеть все, что делается внутри. Однако проектировщики оказались ребятами ушлыми и остроумными: середину помещения они опустили на пять футов ниже уровня этажа, и получилась галерея шириной в шесть футов, тянущаяся по окружности, а в центре – огромный зал с мягкими кожаными диванами, уютными кожаными креслами, шведскими лампами, рулеткой, встроенной в очень красивый антикварный стол из розового дерева, хорошо оборудованным небольшим баром и широким столом, покрытым почему-то зеленым сукном. Молодцы, что разукрасили зеленую ткань: по ней шли веера карт с узорчатыми рубашками рядом с менее аккуратными, зато внушительными стопками денег. За столом на стульях сидели мужчины. Один мужчина стоял за стулом. И все смотрели на меня, причем не только мужчины, но и три девицы, расположившиеся на кожаных креслах и диванах.
Я подошел к краю галереи и облокотился на перила. Мужчина с голосом, надломленным миллионом сигарет, поднял брови и медленно произнес раздраженным тоном:
– Видишь, Джек, как все получается. Трудно стало с контингентом. – Я почувствовал, что вышибала позади меня напрягся. – Как можно чем-то управлять с таким контингентом.
Он вдохнул и выдохнул.
– Остается плакать. Рыдать горючими слезами. Иногда я думаю, что пора уйти в отставку. Просто бросить все и уехать на Ибицу или куда-то еще – и пусть ищут себе другого начальника. Если бы я не был таким филантропом, они давно стояли бы на бирже труда в самом хвосте, за неграми. – Вдох, выдох, взмах рукой. – Ты понимаешь, Джек? В Лондоне то же самое? Думаю, что да. Все мельчает. Кроме таких ребят, как ты и Эрик, но тогда ты в таком же положении. Тяжелые времена закалили тебя. В отличие от этих недоумков. Для них самая крутизна – это пятьдесят раз подряд практиковать удар на бильярде и читать детективы. Иногда я мечтаю о машине времени. Я отправил бы их в прошлое и показал бы, каким я был в их возрасте. Потом оставил бы их там, предложив связаться со мной, когда они доберутся до семидесятого, и рассказать, как у них шли дела. Только ведь они не доберутся.
Вышибала все стоял позади меня, от него шла волна жара, как от батареи центрального отопления.
– Рей, исчезни, – велел мужчина, – и рассчитай Хьюи. Отдай ему его деньги, вычтя то, что дал ему Джек, и закрой за собой дверь.
Дверь за вышибалой закрылась. Мужчина посмотрел на Эрика, который смотрел на меня, улыбнулся и тоже перевел взгляд на меня.
– Не бери в голову, Эрик, – сказал он. – Все мы ошибаемся. Нужно было ехать на автобусе.
Сирил Киннер был очень-очень толст. Из тех жирдяев, которые служат «эталоном» обычным толстякам. Он был лыс, а длинные, подкрученные вверх усы зрительно удлиняли его лицо чуть ли не на целый фут. С одной стороны, это лицо можно было назвать приятным – физиономия преуспевающего фермера или армейского офицера, когда-то служившего в Индии, а ныне имеющего автомобильный бизнес. Однако все портили глаза – это были глаза хорька, с темными зрачками и белками цвета начинки рыбных палочек.
И к тому же он был ростом всего пять футов и два дюйма.
– Здравствуйте, мистер Киннер, – поздоровался я.
– Ну что ты там стоишь, – сказал он. – Иди к нам. – Он рассмеялся. – «Идите к нам, идите к нам, мы солдаты Господа» Слова религиозного гимна.

, – пропел он. – Джой, принеси Джеку выпить. Что будешь пить, виски? Принеси Джеку виски.
Я спустился вниз по лестнице, отделанной стеновыми панелями из кедра.
Из остальных мужчин, сидевших за столом, один был стройным и элегантным с благородной сединой в дорогом, тестированном на ветер парике, второй выглядел так, будто вместо туфель с радостью надел бы к смокингу резиновые сапоги, а третий был просто мелкой крысой с крысиным, постоянно испуганным личиком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60