Когда осаждающие лезли на стены по лестницам, защитники нажимали
на рычаги, и наружные бревна, горизонтально лежавшие вдоль всей стены,
опрокидывали лестницы. Вот для чего отверстия между зубцами. Для того,
чтобы применить в Московском Кремле леонардовские секреты,

6. СОДА-СОЛНЦЕ
Вот так.
Что мы знаем о прошлом, если мы так ничтожно мало знаем о настоящем?
А мы еще хотим предсказывать будущее. Копим факты, заворачиваем в
папиросные бумажки, кладем на полочки и никак не уловим их внутренней
связи. Наваждение какое-то. Где появляется этот человек, там теряется
устойчивость, начинается клоунада или дьявольщина. Зачем вообще клоун?
Зачем эта вечно отмирающая и вечно возрождающаяся профессия?

Его звали Сода-солнце.
Американские летчики, участники челночного полета, которые
отбомбились над Берлином и теперь пили у стойки на нашей базе, встретили
его невнятным веселым лаем. Он прикрыл их от "мессершмиттов", когда они
подходили к базе. Он один спустил в море двух "мессеров", третий задымил к
горизонту.
- Сода-виски, - предложили они ему.
- Сода-солнце, - сказал он и стал губами ловить капли грибного дождя,
залетавшие в открытую фрамугу.
Американцам перевели - сода-солнце, - они опять засмеялись и напились
на радостях. Его стали звать Сода-солнце. Все светлело на базе, когда он
появлялся. Худощавый, с близко посаженными карими глазами, удачливый в
начинаниях и ласковый с девушками. Девчата из БАО - батальона аэродромного
обслуживания - стонали, когда слышали его свист. А насвистывал он всегда
одну песенку:
Подкатилися дни золотые
Воровской безоглядной любви.
Ой вы, кони мои вороные,
Черны вороны, кони мои.
А романов у него вовсе не было, и кто его "безоглядная любовь", никто
не знал, и вина он не пил, только хватал губами капли дождя, когда
возвращался с полета без единой пробоины. И уходил он от "мессеров" всегда
в сторону солнца. Блеснет крылышками и растворится в слепящем диске.
Устелю свои сани коврами,
В гривы черные ленты вплету,
Пролечу, прозвеню бубенцами
И тебя подхвачу на лету.
Так он последний раз и ушел к солнечному диску. Блеснул, крылышками и
растворился в слепящем блеске. Никто его с тех пор не видел. Пропал.
Американцы-челноки прилетели опять и пошли к стойке, распахнув
канадские куртки.
- Сода-солнце! - кричали они, отыскивая его глазами.
- Сода-виски, - сказала им новая буфетчица.
Они опять напились, но плохо, угрюмо напились. А штурман-мальчик все
плакал и кричал: "Сода-солнце!" - и все оглядывался по сторонам.
Мы ушли от проклятой погони.
Перестань, моя крошка, рыдать.
Нас не выдали черные кони,
Вороных никому не догнать.
Когда он вышел к ночному костру нашей экспедиции, я его сразу узнал
по свисту. Он свистел песенку о безоглядной любви и о вороных конях. Я его
сразу узнал, хотя он располнел и лицо его плясало от сменявшихся
ежеминутно выражений. Клоунада. Теперь его приняли в институт археологии
из-за работы о Леонардо, а он оказался клоуном. Дьявольщина. Он проходил
испытательный срок.
Я ни разу не подал виду, что знаю его. Зачем? Он же не узнал во мне
скромного "технаря", который помогал заносить хвост его серебряной птички,
а теперь стал доктором наук и его начальником. Старый я, и горько мне
видеть клоунаду жизни. Когда я его вижу, я все вспоминаю, как его звали
Сода-солнце и как он ловил капли яркими губами. Бедные маленькие капельки
- их тысячи. Сейчас ночь, дождь идет. Навзничь падают капельки - и нет их.
А ведь каждая капелька - это чье-то море. И кто-то яркий, с четкими
глазами гребет к другому берегу. Потому что все моря внутренние. Только
океан омывает материки. И я решил - ладно, пусть он ищет своего дьявола. К
дьяволу все сомнения. Помогу ему во всем, в чем он только захочет. Во имя
"Сода-солнце" - лучшего напитка на земле, во имя клоунады жизни, во имя
безоглядной любви и вороных коней. Ничего не изменилось. Я технарь, а он
Сода-солнце, только израненный, и я помогу ему расправить серебряные
крылья.
А болтунам и их патриарху Ноздреву я заткну глотки. Я свирепею редко.
Но лучше меня не трогать.
- Какая вам требуется помощь?
Он задумался.
- ...Ласка, - сказал он.
- Что?
- Я хорошо работаю, - сказал он, - когда меня любят.
- ...Сода-солнце... - сказал я, не удержался.
Он вскинул на меня ресницы узко поставленных глаз.
- ...Я вас сразу узнал, - сказал он тихо. - Потому и вышел к костру.
Там. На Херсонщине...
Я вцепился рукой в подлокотник кресла.
- У меня была старая работа о Леонардо, - сказал он. - Когда я вас
увидел у костра, я подумал: а почему бы мне не стать археологом?
- Дьявольщина... - сказал я. - Или цирк.
И проглотил комок.
Он тычком задавил сигарету.
- Не надо, - сказал он.
Он потрепал меня по руке и вышел.
В окно кабинета било солнце. Я выпил прохладной водички из графина.
Сода-солнце...

7. ПОЖИЛОЙ ЧЕЛОВЕК БЫЛ МАЛЬЧИКОМ
И вот теперь я подписал ему обходной листок, и он увольнялся из
института, я его теряю. На этот раз навсегда.
Я пошел к директору.
- Нет-нет, не просите, Владимир Андреевич, - сказал он, - хватит с
меня этого наваждения.
- Но ведь экспедиция все равно состоится.
- Без него, - сказал директор.
- Разве он мало сделал?
- Сделал достаточно, - сказал директор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21