)
— Ну давай зови, — сказал майор.
Лейтенант Володин отворил дверь и сказал в коридор:
— Копылова, входите.
Вошла Минога и села на стул — нога на ногу.
— Согласно УПК РСФСР по статье… — начал читать майор. — За отказ от показаний и за дачу ложных показаний и так далее… Распишитесь…
— Не-а… — сказала Минога и стала раскуривать папиросу «Север».
— Что значит «не-а»?
— Расписываться не буду. — И пустила дымок.
— Это почему же?
— Не хочется.
— Сядьте как следует, Копылова! — нахмурился лейтенант Володин. — Вы в камере следователя!
— Отстань, — лениво сказала Минога.
— За оскорбление должностного лица!..
— Детёныш ты… — сказала Минога.
— Копылова, тихо… Тихо… — сказал майор. — Володин, иди… Ты выйди пока.
Володин растопырил плечи и вышел.
— Копылова, давай по-хорошему, — сказал майор.
— Ни по-хорошему не стану, ни по-плохому… Отлипни, — сказала Минога.
— Кончай свои штучки, нарвёшься, — сказал майор. — Новый человек приехал, тебя не знает. Инспектор из центра.
— Скучно мне… — сказала Минога. — Васька помер, дел никаких не осталось. Посадил бы ты меня, что ли?..
— Не помер, а убит, — сказал майор.
— Ну, убит.
— Давай договоримся, Копылова… — сказал майор. — Я все твои маневры знаю. Поэтому не мешай расследованию, ладно?
— Мышьяку, что ли, пожрать? — задумчиво спросила Минога. — Дел у меня не осталось, майор… Другая бы с собой покончила.
Ветер откинул форточку за спиной майора, и майор форточку запер.
— Что ты с собой наделала в жизни, Копылова? — сказал он. — Это даже трудно себе представить.
— Да уж наделала, — согласилась она.
— И ведь не любит тебя никто…
— Никто, — подтвердила она.
— А весь город сюда полезет за тебя заступаться, — сказал майор.
— Укатай меня в тюрьму, — сказала она. — Может, мне жить расхочется.
— Говори прямо. Ты Ваську убила?
— Не знаю… Может, и я, — сказала Минога. — А ты пиши, что я… За добровольное признание сколько дают? Я раньше знала, да позабыла… Сколько лет прошло… Или пиши, что я взятку тебе предлагала.
Майор стукнул кулаком по столу:
— Ты не куражься надо мной, не куражься!.. Докажем вину — посадим, не докажем — пойдёшь на все четыре! Как миленькая! А над законом куражиться не дам. Я твой маневр раскусил.
Открылась дверь, и вошёл Громобоев. Майор хотел встать, но передумал.
— Гражданка Копылова, вы вызваны свидетелем по делу об убийстве Золотова В.Г., — сказал майор и протянул бланк допроса. — Вот здесь распишитесь…
— Слушай, начальник, — сказала Минога. — Вот человек приезжий, мне интересно… Я ему буду давать показания, а ты ступай…
Майор подскочил, яростно уставился на неё, но потом взял себя в руки.
— Ну, вы видите теперь? — сказал майор. — Что это за человек?
— Ничего… ничего, — сказал Громобоев. — Может быть, правда нам лучше поговорить наедине?
— Я буду в соседней комнате, — сказал майор.
И ушёл.
Тихо стало в кабинете.
Громобоев сел за стол и покосился на пасмурное лицо.
— Начнём сначала… — сказал он и начал писать. — Копылова Евдокия Михайловна… 1927 года рождения… Место рождения… Где ты родилась… не помню.
— В Серпухове.
— Так… Судимости…
— Здравствуй, Витя.
— Здравствуй, Дуся…
— Ты нарочно приехал?
— Да… Когда узнал… Да, — сказал он. — Я думал, ты погибла… На, распишись…
— Я тоже думала, ты не выживешь… Крепко я тебя тогда приложила.
Он протягивает ей бланк. Она расписывается.
— Это ты убила Золотова?
— Сама не знаю, Витя, — сказала она.
Есть розы под названием «Слава мира». Ольга Берггольц их описывала.
А как вычислить славу мира?
Это всё равно что слепить в реторте любовь. В реторте любовь можно только уничтожить.
Учёных всё больше — любви всё меньше. Любовь от изучения гибнет. Это её свойство.
Потому что изучать можно повторяемое. А ещё Шекспир сказал, что всякая любовь — исключение. В этом и есть её правило.
Я видел, как бились их души друг о друга, и ничем не мог повлиять на битву.
Потому что корни её питались давней водой, а ветви ещё только ожидали плодов.
«…Белокурая — чужая сестра, потом чужая жена. Манкая до ужаса, но недоступная, а всё время любила меня, да я не знал этого.
Потому что я был из войны, а она из жизни. Миру принадлежала она, и я был из другой жизни, где страшно, а она не боялась силы.
В сущности, она была невысокая, но производила впечатление крупной женщины.
Она и девчонкой была похожа на женщину, и девушкой.
В ней не было детского, она всегда была мудрой.
Как-то миновал её возраст вытягивания и неловкости, и она росла, как будто приближалась к нам по дороге, ведущей от горизонта, не меняясь в пропорциях, а только становясь крупнее.
И потому казалось, что она большая, когда наконец вошла в комнату…»
А когда много лет спустя он увидел себя и её в зеркале, она оказалась ему как раз под подбородок.
— Ты зачем пришёл? — спросила Минога.
— Мне стало известно, что инспектор Громобоев — твой бывший муж… — сказал майор. — Или, может быть, жених?
— А тебе что?
— Его люди узнали… Я-то у вас с после войны, а старожилы узнали…
— А что старожилам делать, — сказала Минога, — только трепаться.
— Говорят, ты его когда-то обидела… Смертельно обидела.
— Не смертельно… — сказала Минога. — Живой приехал.
— Если хочешь, я напишу докладную с изложением обстоятельств… Другого пришлют…
— Зачем мне другой?
— А этот может необъективно вести расследование, — настаивал майор. — Короче, закатает тебя…
— Ты только не заплачь, — сказала Минога. — Говори, чем он тебе нехорош?
— Тихий он больно… твой Громобоев… Вялый какой-то, — сказал майор.
— Тихий?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25