извел на свои сухие, рыжеватые, вихрастые, курчавые волосы всю имевшуюся у него помаду, добившись того, что они приобрели наконец совершенно новый, роскошно сверкающий цвет - нечто среднее между гуано и роман-цементом - и плотно пристали к его голове, как кожура к ядру у мускатного ореха или морские водоросли к гладкому камню поело отлива.
Кругом коттеджа стояла тишина, которую нарушало только громкое чириканье воробьев, собравшихся кучкой под навесом кровли, можно было подумать, что для этого маленького сборища на крыше сплетни и пересуды не менее излюбленное занятие, чем и для всех сборищ, происходящих под крышами.
Судьба, по всем признакам, неблагоприятствовала Оуку; первое, что он увидел, подойдя к дому, не предвещало ничего доброго: у самой калитки их встретила кошка, которая, выгнув горбом спину с вздыбленной шерстью, злобно ощерилась на Джорджи. Пес не обратил на нее ни малейшего внимания, ибо он достиг того возраста, когда с откровенным цинизмом предпочитал щадить себя и не лаять попусту, - и, сказать правду, он никогда не лаял даже на овец, разве только, когда требовалось призвать их к порядку, и тогда он делал это с совершенно невозмутимым видом, как бы подчиняясь необходимости выполнить эту неприятную обязанность - время от времени припугивать их, для их же блага. Из-за лавровых кустов, куда бросилась кошка, раздался голос:
- Бедная киска! Противный, злой пес хотел растерзать тебя? Да? Ах ты, моя бедняжечка!
- Простите, - сказал Оук, обернувшись на голос, - Джорджи шел позади меня, смирный, как овечка.
И вдруг, он даже не успел договорить, сердце у него екнуло - чей это был голос и кому он отвечает. Никто не появился. И из-за кустов послышались удалявшиеся шаги.
Габриэль остановился в раздумье, он думал так сосредоточенно, что от усилия на лбу у него проступили морщины. Когда исход свиданья сулит человеку какую-то важную перемену в жизни - к лучшему или к худшему, - всякая непредвиденность, когда он идет на это свиданье, всякое отступление от того, к чему он готовился, действует на него обескураживающе. Он направился к крыльцу несколько озадаченный. Его представление о том, как все это произойдет, с самого начала сильно расходилось с действительностью.
Тетушка Батшебы была дома.
- Не будете ли вы так добры сказать мисс Эвердин, что некто очень желал бы побеседовать с нею, - обратился к ней Оук.
(Сказать о себе "некто" и не назвать себя - отнюдь не свидетельствует о дурном воспитании в деревне, нет, это проистекает из такого исключительного чувства скромности, о каком люди городские с их визитными карточками и докладываниями даже и понятия не имеют.)
Батшебы не было дома. Ясно, это был ее голос.
- Заходите, прошу вас, мистер Оук.
- Благодарствую, - отвечал Габриэль, проходя вслед за хозяйкой к камину. - Я вот принес ягненочка мисс Эвердин; я так подумал, может, ей будет приятно его выходить; молодые девушки любят с малышами возиться.
- Что ж, может, она и рада будет, - задумчиво отвечала миссис Херст, но ведь она ко мне только погостить приехала. Да вы подождите минутку, она вот-вот вернется.
- Что ж, я подожду, - сказал Габриэль, усаживаясь. - Признаться, миссис Херст, я вовсе не из-за ягненка пришел. Я, знаете, хотел спросить ее, не пойдет ли она за меня замуж?
- Нет, правда?
- Да. Потому как, если она согласна, я хоть сейчас рад был бы на ней жениться. Вы вот, должно быть, знаете, не ухаживает ли за ней какой-нибудь другой молодой человек.
- Дайте-ка хоть подумать, - отвечала миссис Херст, тыкая кочергой в угли без всякой надобности. - Ну, да уж что там, ясное дело, молодых людей около нее хватает. Сами понимаете, фермер Оук, девчонка хорошенькая и образование отличное получила, одно время она даже в гувернантки собиралась поступить, да вот нрав у нее уж больно строптивый. Ну конечно, у себя в доме я ее молодых людей не встречала, они сюда не показываются, но женскую натуру сразу видать, я думаю, их у нее добрая дюжина.
- Плохо мое дело, - промолвил фермер Оук, грустно уставившись на трещину в каменном полу. - Я, конечно, человек незаметный, прямо скажу, только на то и надеялся, что я первым буду... Ну, стадо быть, нечего мне и дожидаться, я ведь только за тем и пришел. Уж вы простите меня, миссис Херст, я, пожалуй, пойду.
Габриэль успел пройти шагов двести по склону холма, когда сзади до него донесся крик: "Эй, эй"! - причем голос был гораздо тоньше и пронзительней, чем можно обычно услышать на пастбище. Он обернулся и увидел, что за ним бежит какая-то девушка и размахивает над головок белым платком.
Он остановился. Бегущая фигура быстро приближалась. Это была Батшеба Эвердин. Габриэль вспыхнул, а у нее щеки так и пылали, но не от волнения, как потом выяснилось, а от бега.
- Фермер Оук, я... - вымолвила она, с трудом переводя дух, и остановилась перед ним, полуотвернувшись, прижав руку к боку и глядя в сторону.
- Я только что был у вас, - сказал Габриэль, не дождавшись, нока она договорит.
- Да, я знаю, - отвечала она, дыша часто и прерывисто, как пойманная малиновка, а лицо у нее было все влажное и красное, точно лепестки пиона, пока на нем не обсохла роса. - Я не знала, что вы пришли сделать мне предложение, а то бы я не задержалась в саду. Я побежала за вами, сказать вам, что тетя напрасно вас отослала и отсоветовала ухаживать за мной.
Габриэль просиял.
- Уж вы простите, дорогая, что вам пришлось бежать так быстро, чтобы нагнать меня, - сказал он с чувством бесконечной признательности за ее благосклонность. - Обождите немножко, отдышитесь.
- Это неверно, что тетя сказала вам, будто у меня уже есть молодой человек, - продолжала Батшеба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22