– По местам стоять, – скомандовал Лоуренс. – Перекройте трюм, мистер Райли. – Тот, кивнув, встал перед люком, чтобы не дать дракону ускользнуть вниз.
Дракончик, однако, решил исследовать палубу и двинулся по ней, трогая раздвоенным язычком все, что ему попадалось, и разглядывая предметы умными, любознательными глазами. Все попытки Карвера заговорить с ним он по-прежнему оставлял без внимания и прочими офицерами тоже не интересовался. Он, правда, вставал иногда перед кем-нибудь на задние лапы и заглядывал в лицо, но то же самое он проделывал со шкивами, а висячие песочные часы даже пощупал.
У Лоуренса упало сердце. Никто не мог его упрекнуть за то, что дракон не послушался неопытного укротителя, но оставлять редкого, взятого в скорлупе зверя неприрученным было обидно. Они руководствовались обрывками знаний, выдержками из книг Поллита, неточными воспоминаниями самого доктора о детеныше, которого тот имел случай наблюдать. Лоуренс боялся, что они упустили нечто первостепенно важное. Не странно ли, что дракон наделен умением говорить с самого момента рождения? В книгах ни словом не упоминалось о приемах, которыми его можно вызвать на разговор, но если ничего не получится, виноват будет Лоуренс, капитан.
Офицеры и матросы, чувствуя, что момент уходит, начали тихо переговариваться. Вскоре придется отказаться от приручения и подумать, как запереть зверя, чтобы тот не улетел сразу после кормежки. Дракон, продолжая свой обход, присел и вопросительно посмотрел на Лоуренса. Капитан ответил ему откровенно горестным и растерянным взглядом.
Дракон поморгал синими, с узкими прорезями зрачков глазами и спросил:
– Ты почему такой хмурый?
На палубе воцарилась глубокая тишина. Карвер, получивший отсрочку, замер с открытым ртом, испуганно глядя на капитана – но миг спустя собрал все свое мужество, чтобы еще раз воззвать к дракону.
Лоуренс, посмотрев на обоих, глубоко вздохнул и сказал:
– Прости, я не хотел показаться таким. Меня зовут Уилл Лоуренс, а тебя?
Никакая дисциплина не могла бы сдержать прокатившегося по палубе изумленного ропота. Дракончик, однако, этого не заметил: он задумался над капитанским вопросом и с недовольным видом ответил:
– Меня никак не зовут.
Лоуренс, внимательно проштудировавший книги Поллита, тут же задал следующий по протоколу вопрос:
– Могу я дать тебе имя?
Дракон – он, видимо, был самец, поскольку говорил мужским голосом – подумал еще немного, зачем-то почесал себе спину и сказал:
– Будь так любезен.
Лоуренс оказался в тупике. Он ничего не обдумывал заранее – лишь собирался сделать все от него зависящее, чтобы приручение состоялось. Какие имена обычно дают драконам? По прошествии жуткого панического мгновения он вспомнил благородный дредноут, при спуске которого однажды присутствовал, и выпалил:
– Отчаянный. – Тот корабль тоже двигался красиво и плавно.
Лоуренс мысленно выругал себя за то, что так плохо подготовился. Теперь сетовать поздно: слово сказано. По крайней мере это почетное имя. Кому, как не офицеру морского флота, пристало назвать так… Тут Лоуренс остановился в своих размышлениях и с растущим ужасом уставился на дракона. Он больше не морской офицер. Он перестанет им быть, как только дракон примет сбрую из его рук.
– Отчаянный? – повторил дракон, явно не догадываясь о чувствах человека, давшего ему имя. – Да. Мое имя – Отчаянный. – Он кивнул (из-за длинной шеи это получилось у него очень забавно) и заявил: – Я хочу есть.
Новорожденный дракон улетает сразу после кормления; лишь добровольно надетая упряжь делает его в какой-то степени управляемым и пригодным для боя. Рэбсон, ошарашенный, прирос к месту – пришлось его подзывать. Вспотевшими руками оружейник подал капитану скользящую в пальцах упряжь. Лоуренс, держа ее крепко и не забыв назвать дракона по имени, произнес:
– Ты позволишь, Отчаянный, надень это на тебя? Тогда мы сможем привязать тебя здесь, на палубе, и дадим тебе поесть.
Отчаянный осмотрел сбрую, потрогал ее языком и сказал:
– Хорошо.
Лоуренс заставил себя не думать ни о чем, кроме предстоящей задачи. Он опустился на колени и стал опутывать ремнями гладкое теплое тело, стараясь не задеть крыльев.
Самая широкая шлея охватывала дракона посередине, сразу за передними лапами, и застегивалась под брюхом. Два пришитых к ней толстых ремня шли вдоль боков, скрещивались на могучей груди, а затем протягивались обратно позади задних лап, под хвостом. Другие лямки, поменьше, обвивали лапы, шею и хвост, удерживая сбрую на месте. Самые узкие и тонкие пересекали спину.
Столь сложная конструкция требовала внимания, и Лоуренс только радовался, что может уйти в это занятие полностью. Работая, он примечал поразительную мягкость чешуек – как бы железные пряжки их не натерли.
– Мистер Рэбсон, будьте добры, принесите еще парусины – обмотать пряжки, – сказал он через плечо.
Вскоре он завершил процедуру. Ремни с белыми вкраплениями безобразили черную шкуру и сидели не очень-то ловко, но дракон не жаловался. Он остался спокойным, даже когда сбрую пристегнули цепью к пиллерсу, и жадно вытянул шею, когда наверх вынесли лохань с дымящимся красным мясом только что забитой козы.
Ел он неаккуратно: отрывал и заглатывал целиком большие куски, брызгал на палубу кровью и мясными ошметками. Внутренности, похоже, ему особенно нравились. Лоуренса, стоящего в стороне и с легкой тошнотой наблюдающего за этим, отвлек неуверенный вопрос Райли:
– Я могу отпустить офицеров, сэр?
Лоуренс посмотрел на своего лейтенанта, на испуганных, вытаращивших глаза мичманов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13