Рядовой Константинов, обед и ужин, и наркомовские, где хочешь, а роди. Я на доклад к комбату.
Запыленный Т-34 с бортовым номером 8-121, накрытый масксетью, стоял между двух осин в походном лагере батальона. Сразу же к танку подошли два грузовика.
– Сначала снаряды, – распорядился Султанов.
– Не выступай, – в тон ему ответил старшина РМО. – Что дадим, то и возьмешь.
– Да пошел ты, – в сердцах чертыхнулся Марат и про себя добавил: «Чмошник…»
Он хотел было сам помочь разгрузить боеприпасы с грузовика, но после столь насыщенного дня усталость взяла свое, и Марат вразвалку пошел навстречу наводчику, несущему вкусно парившие котелки.
– А где наркомовские?
– Ты же мусульманин, тебе нельзя.
– Да пошел ты! – обиделся Марат, – и вообще, я давно уже комсомолец. Жарко, сейчас бы айрана попить.

Польша. 20 июля

«Вот и первая кровь» – подумал майор Жухрай. Быстрым маршем его батальон тяжелых танков KB – по бездорожью, с десантом на броне – достиг окраины немецкого полевого аэродрома близ города Щитно. На этом аэродроме были сосредоточены силы бомбардировочной авиации Люфтваффе Ю-87 и Ю-88. Планировалось одним махом разогнать наземную прислугу, передавить самолеты и двигаться на Ольштин – догонять своих.
Аэродром вклинился в вековой сосновый лес огромным углом с востока на запад. Взлетная полоса была направлена на восток – на шоссе, с которого и атаковали фашистов советские танкисты. Несколько часов назад здесь уже отработали наши летчики. Полоса была густо усеяна воронками от бомб и к полетам непригодна. По краю летного поля стояло и лежало с десяток немецких бомбардировщиков, искалеченных первым ударом. Немцы уже успели потушить пожары, хотя огромные серо-черные проплешины на земле, покрытой зеленью, указывали, где недавно находились бензозаправщики, реммастерские и пункт управления полетами. Кто ж мог знать, что здесь еще не до конца подавлена зенитная артиллерия? Немцы успели оттащить в лес и замаскировать и самолеты, и 88-миллиметровую зенитную пушку «Флак-36», и два 50-мм «Флак-41».
Экипаж танка KB, шедшего справа, первым оказался под огнем немецких зенитчиков. Даже стодвадцатимиллиметровая броня KB не смогла выдержать сначала выстрела «ахт-ахт», а затем серии из пяти 50-мм снарядов, которые предназначались для стрельбы на восемь километров вверх, с расстояния в полкилометра. С танка смахнуло башню, а десант смело осколками. Другие танки дали, скорее для острастки, залпом по лесу, но оттуда снова пришла серия осколочно-фугасных. Десант спешился и, вместо того, чтобы поддержать танкистов огнем, залег в густую траву. Следующие выстрелы зениток пробили броню и подорвали второй KB, и батальону пришлось отойти за насыпь шоссе.
Стоят посреди летного поля два разбитых KB, один из них горит, а от второго лишь корпус с вывороченными вверх броневыми листами, а майор Жухрай пытается вдолбить в голову комиссара роты пехотинцев, занявшему место погибшего командира, одну простую вещь: в лоб на эту позицию переть – значит положить всю пехоту и сжечь все танки. Он уже вызвал пару ИЛ-2, через полчаса будут, а его, комиссара, задача – прямо сейчас взять своих бойцов, просочиться в лес и разведать местоположение лих чертовых пушек. А если удастся, то перестрелять или хотя бы отогнать от них Гансов. Потому что через полчаса прилетят штурмовики, и им надо знать, где бомбить. А главное – самим не попасть под огонь этих долбаных пушек.
«Черт с тобой!» – так и не втолковав, Жухрай полез в башню.
Он о чем-то посовещался с экипажем танка. Взревел мощный дизель, и танк, выскочив из кювета на шоссе, тормознул. Грохнула пушка, и не успел снаряд разорваться в лесу, как танк задним ходом спрыгнул снова в кювет. Прогрохотал эхом из леса «Флак», но очередь из пяти снарядом, провизжав над шоссе, ушла к горизонту.
– Ну, что, бля, засекли на х…?! – Жухрай высунулся из люка командира.
– Попался, голубчик, ждем «горбатых»!
– Да какие «горбатые»! Я его сам сейчас уделаю! Где его видели?
– Товарищ майор, – высунулся радист, – на подходе звено ИЛ-2, будете говорить?
– Давай. «Горбатые»? Майор Жухрай. Прием.
– Майор, где там твои пушки? Прием.
– Слышь, мужики, давайте сразу так, поосторожнее. Там одна зенитная, большого калибра, ещё одна поменьше, но бьет очередями по пять снарядов. Значит, замаскированы: аэродром треугольником, так мы у основания, а у вершины с левой стороны… Где? – обратился он к пехотному комиссару.
– Метрах в сорока от угла.
– Метрах в сорока от верхнего угла, вот там мы их и видели. Прием.
– Понял вас, спрячьтесь в танках. А пехота пусть заляжет за насыпью, а то осколки, они, знаешь, не разбирают. Прием.
– Ни пуха, на х… Прием.
– К черту! – и через секунду:
– На х… Прием.
И только после этого диалога в воздухе раздался низкий гул самолетов.
ИЛ-2 в размашистом вираже прошли над шоссе, над танками, над вжавшейся в землю пехотой и, удаляясь в сторону от вражеского аэродрома, поднявшись на несколько сот метров вверх, начали атаку. Пройдя над лесом параллельно шоссе, они спикировали точно на огневую позицию. Их еще не было видно из-за деревьев немецким зенитчикам, когда ведущий выпустил шесть «эрэсов», которые, прочертив серые дымные полосы, полыхнули в лесу смертоносным пламенем. Заработала рация:
– Там ударили?
– Да, примерно там.
На месте взрыва поднимался столб дыма. И по этому ориентиру, видимому на десяток километров, командир звена штурмовиков сделал еще три захода. Два ракетных удара силами звена и одну штурмовку из пушек и пулеметов. «Горбатые» (армейское прозвище ИЛ-2) – свое дело сделали. Когда танки и пехота, опасливо пригибаясь, занимали вражеский аэродром, живых там не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111