А над нами точно ил течет, - так вязки и
густы темные, сочные облака. Мы все глубже скользим в безмолвные недра
тьмы.
Человек угрюмо жаловался:
- К чему довели меня? Сердце не дышит...
Безразличие овладело мною, безразличие и холодная тоска. Захотелось
спать.
Осторожно, с трудом продираясь сквозь тучи, подкрался рассвет без
солнца, немощный и серый. Окрасил воду в цвет свинца, показал на берегах
желтые кусты, железные, ржавчиной покрытые сосны, темные лапы их ветвей,
вереницу изб деревни, фигуру мужика, точно вырубленную из камня. Над
баржой пролетела чайка, свиснув кривыми крыльями.
Меня и рулевого сменили с вахты, я залез под брезент и уснул, но
вскоре - так показалось мне - меня разбудил топот ног и крики. Высунув
голову из-под брезента, я увидал, что трое матросов, прижав рулевого к
стенке "конторки", разноголосо кричат:
- Брось, Петруха!
- Господь с тобой, - ничего!
- А ты - полно!
Скрестив руки, вцепившись пальцами в плечи себе, он стоял спокойно,
прижимая ногою к палубе какой-то узел, смотрел на всех по очереди и
хрипло уговаривал:
- Дайте от греха уйти!
Он был бос, без шапки, в одной рубахе и портах, темная куча нечесан-
ных волос торчала на его голове; они спускались на упрямый, выпуклый
лоб; под ним видны были маленькие глаза крота, налитые кровью, они смот-
рели умоляюще, тревожно.
- Утонешь! - говорили ему.
- Я? Никак. Пустите, братцы. Не пустите - убью его. Как приплывем в
Симбирской, так и...
- Да перестань!
- Эх, братцы...
Он медленно, широко развел руки, опустился на колени и, касаясь рука-
ми "конторки", точно распятый, повторил:
- Дайте от греха бежать!
В голосе его, странно глубоком, было что-то потрясающее, раскинутые
руки, длинные, как весла, дрожали, обращены ладонями к людям. Дрожало и
его медвежье лицо в косматой бороде; кротовые, слепые глаза темными ша-
риками выкатились из орбит. Казалось, что невидимая рука вцепилась в
горло ему и душит.
Мужики молча расступились пред ним, он неуклюже встал на ноги, поднял
узел, сказал:
- Вот - спасибо!
Подошел к борту и с неожиданной легкостью прыгнул в реку. Я тоже бро-
сился к борту и увидал, как Петруха, болтая головою, надел на нее - шап-
кой - свой узел и поплыл наискось течения, к песчаному берегу, где,
навстречу ему, нагибалися под ветром кусты, сбрасывая в воду желтые
листья.
Мужики говорили:
- Одолел себя, все-таки!
Я спросил:
- Он - сошел с ума?
- Зачем? Нет, это он - души спасенья ради...
Петруха уже выплыл на мелкое место, встал по грудь в воде и взмахнул
над головою узлом.
Матросы закричали:
- Прощай!
Кто-то спросил:
- А как же без пачпорта он?
Рыжий, кривоногий матрос рассказывал мне с удовольствием:
- У него, в Симбирске, дядя живет, злодей ему и разоритель, вот он и
затеял убить дядю, да, однако, пожалел сам себя, отскочил от греха.
Зверь - мужик, а - добрый! Он - хороший...
А хороший мужик уже шагал по узкой полосе песка, против течения реки
и - вот он исчез в кустах.
Матросы оказались добрыми ребятами, все они были земляки мне, искон-
ные волгари; к вечеру я чувствовал себя своим человеком среди них. Но на
другой день заметил, что они смотрят на меня с любопытством угрюмо, не-
доверчиво. Я тотчас догадался, что чорт дернул Баринова за язык и этот
фантазер что-то рассказывал матросам про меня.
- Рассказал?
Улыбаясь бабьими глазами, смущенно почесывая за ухом, он сознался:
- Рассказал немножко!
- Да - я ж тебя просил молчать?
- Ведь я и молчал, да уж больно история интересна. Хотели в карты иг-
рать, а рулевой захвати карты, - скушно. Я и того...
Из расспросов моих оказалось, что Баринов, скуки ради, сплел весьма
забавную историю, в конце которой Хохол и я, как древние викинги, руби-
лись топорами с толпой мужиков.
Бесполезно было сердиться на него, - он видел правду только вне
действительности. Однажды, когда я с ним, по пути на поиски работы, си-
дел на краю оврага в поле, он убежденно и ласково внушал мне:
- Правду надобно выбирать по душе! Вон, за оврагом, стадо пасется,
собака бегает, пастух ходит. Ну, так что? Чем мы с тобой от этого по-
пользуемся для души? Милый, ты взгляни просто: злой человек - правда, а
добрый - где? Доброго-то еще не выдумали, да-а!
В Симбирске матросы очень нелюбезно предложили нам сойти с баржи на
берег.
- Вы нам люди не подходящие, - сказали они.
Свезли нас в лодке к пристаням Симбирска, и мы обсохли на берегу,
имея в карманах тридцать семь копеек.
Пошли в трактир пить чай.
- Что будем делать?
Баринов уверенно сказал:
- Как - что? Надо ехать дальше.
До Самары доехали "зайцами" на пассажирском, в Самаре нанялись на
баржу, через семь дней почти благополучно доплыли до берегов Каспия и
там пристроились к небольшой артели рыболовов на калмыцком грязном про-
мысле Кабанкул-бай.
(Продолжение следует).+¦¦+ї+T№T+ї+№T+ёєкTa
+ї¦+є+°L+¦+Tє+·+ь Wц#_31


М. Горький.
АВТОБИОГРАФИЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ.
О первой любви.
(Окончание.)
...Тогда же, судьба, - в целях воспитания моего, - заставила меня пе-
режить трагикомические волнения первой любви.
Компания знакомых собралась кататься на лодках по Оке, мне поручили
пригласить на прогулку супругов К. - они недавно приехали из Франции, но
я еще не был знаком с ними. Я пошел к ним вечером.
Жили они в подвале старого дома, против него, не просыхая всю весну и
почти все лето, распростерлась во всю ширину улицы грязная лужа; вороны
и собаки пользовались ею как зеркалом, свиньи брали в ней ванны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83