– Сударыня! – галантно раскланялся он. – Чем могу служить?..
– Я бы хотела… то есть нет!.. Вернее сказать, я хотела бы…
– Бокал шампанского, сударыня?..
– Милостивый государь!.. прошу вас не оскорблять меня такими подозрениями! – гордо подняв голову, заявила Добродетель.
– Сударыня!.. Извините!.. Ваше прославленное великодушие позволяет мне надеяться, что вы мне извините?.. Но, право, я предложил вам бокал с таким же уважением, с каковым имею честь предложить вам теперь целую бутылку.
– Я не пью, милостивый государь… Разве вы не знаете, что я не пью?.. – строго сказала Добродетель.
– Знаю, ах, знаю!.. И искренно сожалею об этом, сударыня, ибо вы лишаете себя одного из высоких наслаждений. И удивляюсь вам, ибо, имея дело с людьми, нельзя не напиваться вдребезги – так тошно и тяжко общение с ними!
– Позвольте! Я хочу говорить с вами серьёзно, я хочу говорить с вами, как с силой, которая…
– Всегда к вашим услугам, сударыня! всегда к вашим услугам…
– Не перебивайте!.. Которая – имеет в жизни почти такое же значение, как и я, и которая борется со мной. Но почему?.. Вот этот вопрос я хотела бы беспристрастно и всесторонне обсудить с вами и, обсудив, может быть, придти к какому-либо соглашению…
– Сударыня!.. Клянусь торжественно моим торжеством, которое, в скобках сказать, порядочно-таки надоело мне, вам пришла в голову идеально добродетельная мысль. Ф-фу!..
Как бы это славно устроить маленькие каникулы! Века твёрдо стоим мы с вами на своих берегах и никогда не воспользовались минутой отдыха… Всё борьба, борьба… да из-за чего же, смею спросить?!.
– Позвольте, отнеситесь серьёзно к тому, что я нашла нужным сказать вам!
– строго заметила Добродетель.
Но Порок вдруг вскипел – с ним произошло что-то странное, и он очень гордо и веско заговорил:
– Нет-с, позвольте! я хочу высказаться, чёрт побери!..
– Милостивый государь! Вы ругаетесь… – укоризненно сказала Добродетель.
– Да, я ругаюсь! Я – будь я проклят, ругаюсь, я хочу и буду ругаться!..
И я хочу высказаться!.. Я имею право высказаться… Я возмущён, я оскорблён, я, наконец, требую внимания к себе! Предполагается, может быть, что я не чувствую оскорблений?.. О!.. я…
– Позвольте, милый мой Порок, – что вы хотите сказать всеми этими воплями и восклицаниями?.. Уверяю вас, – ничего нового для меня вы не скажете. Как и вы, я исполнена горечи, как и на вас, на меня клевещут, как и вас, меня оскорбляют и унижают…
– Э, сударыня!.. Вот оттого-то вас и не любят люди, что вы слишком пристрастны к длинным речам!..
– Позвольте! Будьте же благоразумны и хладнокровны!..
– Я… хладнокровен?!. Чёрт бы побрал все окружающие меня нелепости!.. Я исковеркан этой жизнью, вот что. И я устал… да!.. Я, говоря откровенно, давно уже усомнился в разумности нашей вражды, я давно уже хотел предложить вам перемирие для того, чтобы обсудить: зачем нам нужно топтать в грязь друг друга? Кому это доставляет удовольствие? – Но что-то мешало мне сделать это, и вот я от дум и тоски стал почти таким же рефлектиком, как и мои приверженцы – люди. Я глубоко несчастлив, сударыня…
Сколько в моей жизни горечи и боли, о!..
– Но послушайте же, наконец! – прервала Добродетель минорные излияния своего врага. – К чему поведут ваши жалобы? Вы хотите сострадания? Но ведь будем откровенны до конца – вам должно быть известно, что я не умею сострадать иначе… как на словах… нужно ли вам такое сострадание!.. У меня есть основание думать, что я при создании моём была награждена всеми необходимыми для меня, как для Добродетели, свойствами, но очевидно, что с течением времени и в борьбе с вами – эти свойства измельчали, утратились, и в данное время я гораздо более фантом, чем нечто, действительно существующее…
Где же искать причину такого грустного явления?.. В отношениях людей ко мне и нигде более! Эти отношения…
– Стойте, сударыня!.. Не говорите мне об этих отношениях! Я постиг их личным тяжёлым и горьким опытом, я знаю их! – Лучшие качества мои влагал я в почитателей моих, и они изменяли мне, уходя к вам, как изменяют вам, уходя ко мне! Разве я теперь тот Порок, что был когда-то?!. Разве это пошлое, низкое, грязное, мелкое – я? Сударыня, где мой Нерон? Где Калигула? Где Борджиа?!! Где маркиз де Сад? – Где они, гении порока? – Их нет, сударыня!.. И их не будет больше! И я не могу больше создать их, как по неимению старых сил в самом себе, так и потому, что нет форм, в которые я мог бы отлиться, нет людей, способных быть великими в пороке и в добродетели. Я ограблен людьми, сударыня! Как и вы, я ограблен ими! Лучшие качества наши, лучшие деяния свои они испортили, лишив их художественной цельности и законченности своей проклятой склонностью к рефлексу. Они вертятся от вас ко мне и от меня к вам, и сам чёрт не разберёт, кто из них порочен и кто добродетелен! Проклятые аналитики!.. – и, задыхаясь от гнева, Порок умолк.
Тогда заговорила Добродетель.
– Я, несмотря на мою узость и ограниченность, всё-таки понимаю вас, милостивый государь, и согласна с вами. Как вы спрашиваете: где ваши лучшие люди? – так и я спрошу: где великий гражданин Брут? Где справедливый Аристид? Где блаженный Августин, человек, влагавший в каждое слово своей речи всё своё страстное сердце? Где великие люди добродетели? Где цельный человек? – Тени вокруг меня витают, холодные, бескровные тени, а не люди! Они каются и плачут, плачут и каются, и хотя делают это хорошо, но разве в этом заключается служение мне?.. Какие поступки теперь приобретают право на эпитет добродетельных?.. Если данный субъект не ворует, не убивает, не лжёт, не клевещет, и, если, проходя мимо ревностно творящих всё это, он не вступает с ними в компанию, а молча отворачивается, – он добродетелен!
1 2 3 4