Ученый стремится адекватно описать действительность, исходя из некоторой общезначимой практики. Например, в Античности – это практика рассуждений по поводу реальных предметов, природных явлений, поступков людей. В Новое время добавляется инженерная практика; во второй половине XIX столетия – гуманитарная. Напротив, религия и эзотеризм – это поиск путей спасения, причем первая опирается на коллективный, соборный опыт жизни, а вторая – на индивидуальный.
Для человека верующего или эзотерика познание – всего лишь средство для спасения, а само спасение понимается так, чтобы обеспечить реализацию его ценностей, мироощущения, устремлений. В этом смысле Бог и эзотерическая реальность есть инобытие религиозной и эзотерической личности. Для ученого же его онтология (например, природа или космос) есть только объективация его научных методов и знаний. Подобная объективация, по сути, не затрагивает его личности, поэтому он может верить хоть и в Бога. Соответственно, религиозный человек может разделять научные или эзотерические представления, приноравливая их к религиозным.
«Духовная ревность, – пишет Феофан, –не гонит душевной (научности, художественности, житейскости, гражданственности), а только умеряет ее и упорядочивает, направляя ее к своим видам, не позволяя ей ревновать о чем-либо таком, что противно ей самой».
Другими словами, связь религиозных, эзотерических и научных построений осуществляется не столько в мышлении (хотя и эти моменты присутствуют), сколько в самой личности.
И действительно, Феофан с детства был приобщен к православной вере, а, следовательно, сформировался как личность на принципах домостроя; для него важны отношения отеческой заботы, подчинения, страха, порядка; это был человек с натуралистическим сознанием, т. е. признающий существование лишь одной реальности, в данном случае реальности Бога, в той трактовке, которую дает православная церковь. Но одновременно Феофан был человеком самостоятельного мышления, яркой личностью, на которую большое влияние оказали идеи Паламы и афонские старцы. Подобная личность нередко ищет свой индивидуальный путь к Богу и находит его, неосознанно для себя перемещая акценты: с идеи Бога-личности на идею Бога-природы (т. е. идею эзотерической реальности), с идеи религиозного спасения в Боге на идею пути к Богу-природе и аскезы (т. е. идею эзотерического спасения), с идеи сотворенной Богом природы на идею эзотерического мира, подчиняющегося своим собственным законам. Ну и конечно, Феофан был образованнейший человек, живо интересовавшийся современной ему наукой (психологией, физикой, космогонией), что не могло не сказаться на его представлениях.
Думаю, проанализированная работа Феофана Затворника заставляет серьезно пересмотреть наши привычные представления о различиях: и взаимосвязях разных форм сознания и мышления. Хотя они различаются по своей логике и основаниям, тем не менее могут уживаться (сосуществовать) в личности религиозного мыслителя, эзотерика или ученого, при этом рождаются новые синтетические представления, обогащающие каждую форму сознания и – более широко – религиозное, эзотерическое и даже научное мироощущения.
Вообще совмещение в личности разнородных начал, противоречивых с точки зрения логики, не такая уж редкость. Анализируя, например, творчество Галилея, я показал, что он, как и многие другие крупные гуманисты эпохи Возрождения (об этом, кстати, писал Л. Баткин), соединял в своей личности несоединимое. Так, Галилей, с одной стороны, интересовался техникой, с другой – был большой поклонник теоретического мышления по образу Архимеда. С одной стороны, он сочувствует платонизму и отвергает Аристотеля, с другой (где это необходимо) – пользуется аристотелевскими взглядами и логикой. С одной стороны, он был упрям и шел до конца в отстаивании своих идей, с другой – не менее часто прибегал к компромиссу. Поставив задачу понять секрет творчества и гения Галилея, я пришел к выводу, что вся тайна – в совпадении особенностей личности Галилея с запросами времени, т. е. в совпадении личности и культуры. Судя по всему, конец XIX столетия, да и наше время, требуют, в частности, личности типа Феофана. В этом смысле не случайны, например, и фигуры Флоренского и Бердяева.
Тем не менее, проблема все-таки остается, причем имеет два аспекта: онтологический и гносеологический. Ведь идеи Бога, эзотерического мира и природы различны, как различны логики в каждой из этих областей. Как же личность совмещает их? Один ответ я уже дал: совмещает именно как личность. Но это означает, что личность Феофана (Галилея, Бердяева и т. д.) нецелостна, противоречива. Одна ее сторона повернута к Богу, другая – к эзотерическому миру, третья – к природе. И каждая из этих сторон в какой-то мере отрицает другие (правда, Феофан об этом не подозревает, напротив, ему кажется, что он целостен и именно как верующий во Христа).
Второй ответ предполагает обсуждение данной проблемы с точки зрения представления об объективности. Бердяев писал, что он не верит «в твердость и прочность так называемого „объективного“ мира, мира природы и истории. Объективной реальности не существует, это лишь иллюзия сознания, существует лишь объективация реальности, порожденная известной направленностью духа».
Если принять эти различения, то Бог, эзотерический мир, природа – хорошо известные идеи (Бога, эзотерического мира, природы), вынесенные, объективированные во вне человека, в реальность. Причем Бог – это коллективная (соборная) идея, эзотерическая реальность – идея индивидуальная (эзотерический мир изоморфен внутреннему идеальному миру эзотерика, является его проекцией), природа – идея также коллективная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137