Солдат шел из штаба, насвистывая веселую песенку.
Настроение у солдата сейчас было игривое, как у мальчишки. Смешно, что его прозвали здесь Буби! А снег сегодня такой же, как дома, в Баварии, и воздух свежий, приятный. А пугали, что в России лютые холода.
– Лонька! – крикнул он, завидя хозяйского сына. – Лонька, хороший зима!.. Пуф, пуф!..
Буби нагнулся, набрал в пригоршню снега, слепил плотный снежок и швырнул его в Леньку. У Леньки не было никакого желания играть, да еще с денщиком немецкого офицера. Он увернулся от снежка и отошел в сторону. Но Буби хотелось порезвиться. Забежав вперед, он снова бросил снежком. На этот раз снежный ком попал Леньке в грудь, засыпал лицо.
– Чего лезешь-то? – сердито сказал Ленька. Буби не понял.
Новый снежок пролетел мимо, а следующий снова попал в Леньку. Развеселившийся денщик бросал в мальчика один снежок за другим. Ленька увертывался, отбегал, а Буби преследовал его. Тогда, разозлившись, Ленька решил ответить. Он заметил, что верхние пуговицы кителя у Буби расстегнуты. Ленька схватил ком снега, плотно его сжал и, прицелившись, угодил как раз ниже подбородка. Снежный ком попал Буби за пазуху. Денщик даже задохнулся, словно его окатили ушатом ледяной воды.
Тут уж разозлился Буби. Он бросился к Леньке, схватил его, зажал между коленями и стал натирать лицо мальчика снегом. Ленька вырывался, извивался в снегу, но Буби, крепко держа его, продолжал натирать снегом. Мокрый снег набивался в глаза, в уши, попадал за воротник. На шум из избы выбежала Екатерина Алексеевна и растерянно глядела на то, что происходит посреди улицы.
Наконец взлохмаченный и растерзанный Ленька выскочил из толстых рук Буби. Он отскочил в сторону и в слепой ярости, ничего не сознавая, кроме стремления отплатить за обиду, подбежал к плетню, выхватил кол и бросился на солдата. Губы у Леньки дрожали, глаза потемнели, сузились и горели недобрым светом.
– Я тебе покажу, гад! Я тебе покажу!.. – бессвязно бормотал он, наступая с колом на Буби.
Денщик, тоже раззадоренный дракой, потянулся за пистолетом. Мать в ужасе ринулась с крыльца.
– Буби! Буби! – молила она и одновременно уговаривала сына: – Ленюшка! Да брось ты, Ленюшка, опомнись!
Она успела броситься между денщиком и сыном, пока солдат не вытащил пистолет, а сын не опустил кол на голову немца. Екатерина Алексеевна повалилась на занесенную руку сына и отвела удар.
Буби остыл. Он громко выругался, досадливо плюнул и пошел в избу. Он уже раскаивался, что связался с этим упрямым мальчишкой. Хорошо, что этого не видел никто из офицеров. Иначе несдобровать бы Леньке. Где это видано, чтобы на солдата германской армии с колом бросался какой-то мальчишка! Любой офицер назвал бы это подрывом авторитета. Досталось бы тогда и солдату – почему не пресек. А пресекать полагается оружием… Хорошо, что так все кончилось!
На другой день Толька сообщил интереснейшую новость. Он прибежал к Голиковым и, хотя в избе никого чужих не было, позвал Леньку на улицу. Глаза его сияли.
– Я у партизан был! – выпалил он. – В лесу, за Желтыми песками…
– Брось ты! – не поверил Ленька. – Так тебя и пустили!..
– Честное пионерское, не вру! Я в Быки ходил. Там осталось у нас кое-что. Хотел на санках привезти. Гляжу, идут. Увидали меня, окликнули. Спросили, откуда я, куда иду. Рассказал им, а один меня спрашивает: «У вас в деревне сено есть?» – «Какое, – говорю, – сено?» – «Обыкновенное, которым лошадей кормят». Они, оказывается, сена искали, а в деревню боязно им заходить: немцы везде.
– Ну и что дальше?
– А я им и говорю: «Хотите, привезем вам сена? У нас ребята бедовые!» Они засмеялись, а потом, слышу, говорят меж собой: «Может, и правда попробовать?»
– Что попробовать? Да не тяни! – Леньке не терпелось скорее узнать все подробности.
– А ты не торопись. Не сбивай. Ну вот. Старший ихний спрашивает; как, мол, привезете-то? А я и сам не знаю как, «Как-нибудь, – говорю, – придумаем». Уговорились, что через три дня, в пятницу, если достанем, привезем.
– Куда привезем?
– Сказали: везите по дороге на Парфино. В нужном месте вас встретят. Хитрые – в нужном месте! А где, не сказали.
– Что ж ты меня вчера в Быки не позвал? – пожалел Ленька. Он был огорчен, что с партизанами встретился не он, а Толька.
– Да я тебя звал. Сам сказал – неохота.
– Ладно, теперь спорить нечего. Ты скажи только: совсем не врешь?
– Не врешь! Полный карман табаку мне дали – гляди! «Отдай, – говорят, – мужикам». – Толька вытащил из кармана горсть темно-зеленой махорки. – Я им говорю: «Без махорки достанем», а они – нет. Вон сколько насыпали!
– Как же теперь быть? Надо придумывать…
– За тем я и прибежал к тебе.
– А ребята знают?
– Нет еще.
– Тогда пошли к ним.
Ленька забежал в избу, схватил шапку, и товарищи отправились искать Серегу и Сашку.
После долгих споров пришли к выводу, что одним здесь ничего не сделать. Нужно, во-первых, знать, где брать сено, а во-вторых, лошадей взять негде, если не посвятить в это дело взрослых. Сошлись на том, что Толька поговорит с отцом и расскажет ему обо всем.
Было это в среду, а в пятницу на той же неделе на четырех дровнях ребята выехали из Лукина. Выехали на рассвете. Немец-часовой остановил ребят на краю деревни: с тех пор как партизаны забросали гранатами штаб полка, деревню охраняли круглые сутки.
– За сеном! За сеном едем! – крикнул Толька. Он считал, что чем громче кричать, тем понятнее будут его слова.
– Чего кричишь? Все равно не поймет, – остановил его Ленька и попробовал сам объясниться с часовым: – За сеном мы едем. Понимаешь?
Ленька взял из саней клочок сена, поднес его ко рту, показал на лошадь и стал громко чавкать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60