Мои родители внимали Цецилии с довольно унылым видом. Еще бы: не так уж приятно слушать, как кому-то фантастически повезло. А Цецилия сегодня ввалилась к нам страшно возбужденная; ее темно-карие, смахивающие на кошачьи глаза метали гипнотические молнии, и шуму от нее было больше обычного. Дело в том, что Цецилия получила приглашение от какого-то американского университета и уезжает в Штаты надолго, если не навсегда. Мама с отцом старательно восхищаются и даже прикидываются, будто завидуют ей белой завистью, хотя на самом деле, думаю, просто завидуют, как завидовал бы всякий нормальный человек, Цецилия же от комплиментов отмахивается, обзывает моих родителей дураками и кричит, что они «не на уровне». Потому что Цецилия опасается за свой оксфордский акцент. Потому что английский Цецилия изучала в лучшем британском университете. Потому что в Америке, где эти американцы говорят черт-те как, Цецилия может себе акцент испортить. Потому что Цецилия, как-никак, приятельствует с одним настоящим, просто потрясающим лордом. А я иногда думаю, уж не родственник ли этот лорд, случайно, нашему Себастьяну, хотя держу свои догадки при себе, опасаясь, что Цецилия, услыхав такое, озвереет от ярости. Потому что Цецилия — самая-пресамая. Она всегда это подчеркивает, и никто не осмеливается возражать. Иногда только отец заговорщически подмигнет маме, но мама нарочно начинает смотреть в другую сторону. По заснеженной улице шел наш сосед. Собственно, даже не шел, а ковылял, опираясь на металлические костыли и странно дергаясь. Он редко выходит на улицу, разве что летом. По ночам к нему часто приезжает «скорая помощь». Живет он один и уже совсем старый. А болезнь его — страшный паралич, а может, военная контузия. И когда он так идет, извиваясь всем телом и выбрасывая в стороны негнущиеся ноги, кажется, что по улице движется печальная процессия боли, отчаяния, человеческого горя.
— Не забывай нас, Цецилия, — сказал наконец отец неестественно бодрым тоном. — Присылай время от времени из большого мира друзьям в далекую провинцию какой-нибудь сувенир.
— Знаешь, ты все-таки полный идиот, — загремела Цецилия, расправляя свои и без того безукоризненно прямые плечи. — Еще неизвестно, поеду ли я вообще. Какие мне предложат условия, смогу ли я жить среди этих янки? Все не так просто. Не забывай, что я уже не девочка.
— Ах, Цецилия, — льстиво возразила мама, — не тебе говорить о возрасте. Посмотри на себя в зеркало.
— Это верно, — ухмыльнулась Цецилия. — Сегодня в очереди какой-то идиот обратился ко мне «девушка». А я его еще отчихвостила.
— Да, да, — вздохнул отец. — Скоро ты нас забудешь, даже на письма отвечать перестанешь. Такова жизнь.
— Перестань молоть чепуху! — рявкнула Цецилия. — Ты меня вообще не знаешь. С вашими куриными мозгами такого человека, как я, не понять.
— Может, выйдешь за какого-нибудь миллионера, — расфантазировалась мама. — Поселишься во дворце на берегу Тихого океана, среди пальм и огромных кактусов…
— Позолоченный «роллс-ройс» будет ждать тебя перед террасой дворца, — подхватил отец. — И вы отправитесь в кругосветное путешествие.
— Прославишься, познакомишься со знаменитыми людьми, — продолжала перечислять мама. Так они вроде бы шутили, но шутки получались какие-то невеселые.
— Замуж? Никогда. Ни за какие шиши. Удел интеллигентного человека — одиночество.
— И это она говорит нам, неудачникам, остающимся прозябать в провинции, — якобы смиренно вздохнул отец. — Погоди, попадешь в большой мир, переменишь мнение.
— Я никогда своего мнения не меняю. Мы не первый день знакомы, и ты прекрасно знаешь, что миллионы и слава для меня ничто, ни вот столечко. — И она показала отцу аккуратно подпиленный ноготь.
— Поглядим, время покажет, — улыбался отец, но уже не косился на экран, с которого призывали готовиться к весеннему севу.
— Я своих друзей не забываю. И заявляю вам с полной ответственностью, что, если только поеду, еще в этом году приглашу к себе Петра на каникулы. Слышишь, Петр, ну чего ты прилип к окошку? Хочешь ко мне в Америку?
— Кто б не хотел, — тихо сказала мама.
— Помолчи, я его спрашиваю. Оглох?
— Я слушаю.
— Хочешь приехать ко мне на каникулы?
А я в этот момент и сам не знал, хочу ли поехать на каникулы в Калифорнию. Наш сосед-калека враскорячку, с трудом переставляя костыли, брел по снежному месиву к подъезду.
Цецилия побагровела от гнева. На ее длинной шее вспухли белые веревки жил; на меня она смотрела взглядом хищной птицы. И я сказал, перемогая хрипоту:
— Хочу.
— Вижу, большого желания у тебя нет.
— Я очень хочу побывать в Калифорнии.
И явственно услышал, как родители вздохнули с облегчением.
— Если эта комета в нас не врежется, — вполголоса добавил отец.
Потом Цецилия ушла, поскольку спешила за какой-то анкетой, которую надо было срочно заполнить. Она еще что-то прокричала с лестницы, потом, вероятно уже внизу, отчитала нашего дворника за то, что тот не убирает снег, наконец вылетела на улицу и принялась ловить такси, отчаянно махая рукой каждой проезжающей мимо машине, а машины с перепугу резко тормозили, и их заносило.
Мы все сидели молча, только телевизор без устали тараторил о каких-то невероятных достижениях современного сельского хозяйства.
— Вот тебе, — вдруг глухо произнес отец. От их, то есть его и маминого, деланого оживления не осталось и следа. — Каждый в конце концов дожидается своего.
И опять замолчал. Мама собирала чашки.
— Охота жить пропадает, — сердито добавил он.
— Ей легко… Одна, детей нет, может в любой момент принять самое рискованное решение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70