И Иоганн инстинктивно чувствовал, что за этим что-то кроется.
– Во-первых, жалованья ты получать не будешь, – продолжал фон Рендт. – Это нечто вроде почетной должности.
– А на что я буду жить?
– Пусть это тебя не беспокоит. Деньги найдутся. Меня считают достойным пенсии за, так сказать, заслуги перед родиной, и нам хватит ее на двоих. – Он сложил кончики пальцев. – «Неисповедимы пути господни», как бывало говорила бабушка, и, хотя я не верю в бога, мысль эта тем не менее верна. Видишь ли, мои друзья считают, что такой талантливый молодой человек, как ты, с прославленным именем, к тому же только что приехавший из Германии, может стать влиятельной фигурой.
– Как младший консультант?
– Ну, это лишь первый шаг к цели. Ты, наверное, мог бы неофициально вести какой-нибудь класс. Мне кажется, преподавать современную живопись совсем несложно. У тебя завяжутся контакты со студентами. Появятся друзья. За какие-то несколько недель ты успел подружиться с Лиз. А теперь расширяй круг своих знакомых, вступай в студенческие общества – словом, блесни, покажи, на что способен юноша из новой Германии. А поскольку ты приехал сюда совсем недавно, было бы очень неплохо, если бы ты рассказал им про ужасы, которые творятся в Восточной Германии. Ее тут что-то слишком хвалят. Расскажи им, что сделали коммунисты с нашей страной.
– Но я никогда не был в Восточной Германии.
– Это не имеет никакого значения! Если ты хочешь здесь чего-то добиться, то должен рассказывать о своих впечатлениях, даже если тебе придется кое-что придумать. Истина – первая жертва не только в горячей, но и в «холодной» войне. Все средства хороши для достижения нашей цели.
– Какой цели?
– Вернуть воссоединенную Германию в семью народов Европы, вернуть ее в Организацию Объединенных Наций, поставить во главе НАТО, восстановить ее могущество и престиж.
Фон Рендт улыбнулся, обнажив свои квадратные зубы.
– К счастью, ты унаследовал талант отца и можешь нам помочь в нашем благородном деле – борьбе с коммунистической пропагандой. Ведь мы вынуждены постоянно напоминать людям об истинном величии Германии, об ее вкладе в мировую культуру. Люди забыли, что мы всегда были величайшими…
– Сильнейшими, мудрейшими, быстрейшими и так далее… – поддразнил Иоганн. – Можете не продолжать. Мне с детства забивали голову этими старыми мифами. Беда лишь в том, что все это ложь.
Карл сердито бросил вилку и нож, потом взял свежую булочку, разломил ее своими сильными пальцами и густо намазал маслом. Брови его нахмурились, лицо побагровело. Он крикнул миссис Шмидт, чтобы она подавала кофе. А когда миссис Шмидт вошла вперевалку в столовую, он злобно назвал ее медлительной дурой, хотя обычно бывал страшно недоволен, если она приносила кофе до того, как он съедал мясное блюдо.
Выпив две чашки, фон Рендт немного успокоился, хотя глаза его все еще гневно сверкали.
– Ты ставишь меня в очень тяжелое положение, Иоганн, – укоризненно начал он. – Я делаю для тебя все, что могу. Меня очень огорчает твое нежелание понять, что долг каждого из нас трудиться в своей области на благо фатерланда, чтобы восстановить его престиж как мирового лидера в науке и в искусстве.
– Боюсь, уже поздно.
– То есть как?
– Где бы я ни бывал, я чаще слышал о том, что пруссачество и нацизм опоганили имя Германии в глазах всего мира, а не о том, какими великими мы были.
– Неужели ты не понимаешь, что мы должны опровергнуть это ложное мнение? И тут ты нам можешь принести неоценимую пользу. А о деньгах не беспокойся – ты будешь хорошо обеспечен.
– Но я не хочу сидеть на вашем иждивении, я взрослый человек.
– Ну разумеется, взрослый. Ты и не будешь сидеть на моем иждивении. Тебе будет платить международный фонд, субсидируемый богатыми промышленниками Германии и находящийся в ведении крупного американского банка.
– Как рекламному агенту с высокой квалификацией? Нет, меня это не интересует. Я хочу жить по-своему.
Карл нахмурился.
– Ты скоро убедишься, что это не так-то легко. Без влиятельной поддержки ты тут ничего не добьешься. Ты должен будешь к ним приноравливаться.
– Не хочу ни к кому приноравливаться.
– Не будь дураком. Посмотри, какого положения добился я. Я приехал сюда из Штатов, не имея ни рекомендаций, ни технической специальности, которая могла бы обеспечить мне место в их высокоорганизованном обществе. А теперь? Меня принимают члены правительства, в их клубах я желанный гость. Почему? Потому что мои слова совпадают с тем, что они хотят от меня услышать, и, если ты будешь потакать их предвзятым мнениям, они дадут тебе не только деньги, но и власть. А для этого тебе необходима помощь, которую мы можем оказать. Не верь тому, что говорит иммиграционное управление и печатают газеты о новоавстралийцах, – все это чепуха. Если ты не англичанин, то даже твои внуки еще будут считаться новоавстралийцами. Даже тот факт, что Британской империи давно уже нет, а Британское Содружество Наций дышит на ладан, не сбил с них эту спесь.
– Почему же вы приняли австралийское гражданство, если вы так к ним относитесь?
– Это было необходимо. Своего рода защитная окраска. Моя работа требует, чтобы я оставался в этой стране, и мне приходится прибегать к некоторому камуфляжу. Мой тебе серьезный совет: при первой же возможности прими австралийское гражданство, дай присягу, говори одно, а думай другое. Они не догадаются. Ты будешь принят в их среду, а верность своему долгу сохранишь в глубине сердца.
Иоганн решительно замотал головой.
– Там, на родине, я наслушался столько всякой гнусной ерунды, именуемой верностью долгу, что мне стали противны сами эти слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103