Тод поднял глаза.— Да-а! Пресса могущественна!— Ну и глупышка же вы, Джой! — Улыбка Луэллы смягчила иронию ее слов. — Трудно представить, чтобы умная девушка была такой несообразительной.Тод поднял стакан.— Желаю вам долгие годы счастья! Помните, Луэлла, четыре-пять лет тому назад мы с вами чуть не испортили вечер, который давала Prinzessin в Дюссельдорфе? Помните? С того вечера мы с вами не танцевали.— Разве такое можно забыть? Вот это первосортная ведьма! Прямиком с Брокена, — Луэлла скорчила страшную гримасу. — Холеный вампир! Специалистка по ввозу и вывозу нацистов — чем преступнее, тем лучше.— Фашистская священная корова! — загрохотал Тод. — Вовек не забуду, какие физиономии скорчили Макглои, когда ваш папаша рассказал им об этом случае. Ума не приложу, как это Макглои могли снюхаться с этой шайкой.— Миссис Макглой, как истая демократка, была так потрясена благоволением Prinzessin, что даже пожертвовала солидную сумму этой самой «Тайной службе»! Она сама рассказала мне об этом еще до того, как мой папаша выдрал их за уши за такие дела.— Они поставили на верную лошадку, — мрачно сказал Тод. — Нынче «Тайная служба» идет в гору. «Лига убийц» — просто воскресная школа в сравнении с этой бандой.— Никак не могу примириться с тем, что логово Prinzessin называют «Святым домом»! — содрогнулась Луэлла.— Вы не читали в «Тайме» статейку о Фокси Флике? — спросил Тод. — «От военного преступника до могущественного промышленника номер два в Федеративной Германии»? Тонкая работа. Я посетил старого Фокси в день его семидесятипятилетия. Взял у него интервью. Старик показал мне сногсшибательную поздравительную телеграмму от канцлера. Тот поздравлял его «с жизнью, полной великих подвигов, вопреки ударам судьбы, нанесенным нашему народу и лично ему, Фокси…»— У вас довольно милые знакомые, — бросила Луэлла.— Ja. Так, например, я присутствовал на пресс-конференции, которую устроил для нас генерал Ламмердинг, тот самый субъект, выдачи которого вот уже несколько лет требуют французы. Они хотят привлечь его к суду за массовые убийства в Орадуре. — Вопросительно подняв брови, он посмотрел на Джой. — Вы не слышали об этой вечеринке? — спросил он Джой.— Нет.Поймав его насмешливый взгляд, она почувствовала себя неловко.— А надо бы знать. Это было французское Лидице.— Почему же его не выдали как военного преступника? — спросила она.— Да потому, что в британской зоне его не могли найти, когда французы впервые потребовали его выдачи; а когда атмосфера слишком накалилась, ему пришлось удрать в американскую зону. Мы не можем его найти, и французам остается только скрежетать своими вставными челюстями.— Но как же он тогда устраивает пресс-конференции?— Тут вы уж сами догадайтесь.Раздраженная его покровительственным тоном, Джой задала вопрос:— Вы не рассердитесь, если я спрошу, как вы попали в советскую зону?— В силу соударения ряда обстоятельств, если мне будет позволено сочинить такое словцо, обусловленное соображениями высокой политики и волей моего редактора, являющегося одновременно и моим родителем. Когда в холодной войне началось потепление, один выдающийся, хотя и раболепствующий, современник опубликовал в нью-йоркской газетке репортаж о Восточной Германии и не был за это вызван в комитет по антиамериканской деятельности, мой отец и решил, что мне следует, отточив зубы и навострив глаза, посмотреть, что там на самом деле происходит. К тому времени я уже был сыт по горло западногерманскими помоями, накопившимися за четырнадцать лет. Я запросил визу обычным порядком и получил ее намного быстрее, чем любой парень из коммунистической газеты, который пожелал бы попасть в «благословенную богом Америку». И вот я перед вами, вернулся оттуда жив и невредим и даже стал на два килограмма тяжелее от сливок, которые там кладут куда надо и куда не надо.— Расскажите нам правду об этой зоне, — попросил Стивен.— Лучше уж когда-нибудь в другой раз. Это слишком долгое дело. Могу процитировать нашего современника: «Хотим мы или нет, это предприятие работает».— Мне говорили, что там нехватки во всем, — не унималась Джой.— Кто это вам говорил? — спросил Тод.— Все.— Как прожженная газетная борзая, я ничего не принимаю на веру, поэтому спрашиваю: «Кто это все?»— Все, с кем я встречалась здесь.— Вы говорите по-немецки?— Нет, но…— Ну, если вы можете позволить себе совершать кругосветные путешествия, то, стало быть, принадлежите к классу австралийских баронов, которые стригут баранов и которые частенько дают мне подобного рода дезинформацию прямо из бараньих уст, посему, когда вы говорите «все», это обычно ограничивается лишь марочными миллионерами, изъясняющимися по-английски, или же их прихлебателями, которые изо дня в день живут надеждой, что по ту сторону границы что-нибудь стрясется. Да знаете ли вы, что шестьдесят процентов людей, живущих в Западном Берлине и поставляющих вам эти сведения, никогда не были в Восточной зоне? И я, который исколесил две тысячи километров по Восточной Германии и встречался там с немцами всех мастей, должен теперь выслушивать всякие небылицы о Восточной Германии!— Стало быть, вы говорите по-русски? — Замечание Джой означало скорее утверждение, нежели вопрос.— Нет. И не собираюсь изучать. Вот уже пятнадцать лет я изучаю немецкий язык, будь он неладен, и добился того, что уже не забываю начало слова в сорок семь букв, когда доползаю до его конца. Благодарю покорно, хватит на целую жизнь!— Но как же вы разговаривали с жителями Восточной зоны, если не говорите по-русски?Тода словно осенило.— Ну, после такого мне необходимо еще выпить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85