Теперь он сам завел будильник, чтобы разбудить себя и мчаться на дежурство к совсем чужому мальчику. И странно, но это дежурство значило для него намного больше, чем дежурство в джунглях. Там часы дежурства проходили между двумя противоположными полюсами, на которых в обоих случаях была смерть, либо его собственная, либо вьетконговца. Теперь он находил в дежурстве радость. Но неужели он делал все это лишь ради спасения ребенка? Возможно, в этом было и его собственное спасение?
Занятая работой на почте и в магазине, то и дело заглядывая в комнату больного, Бренда и не заметила, как наступил вечер. Она поняла это, когда услышала, что часы пробили шесть.
Бренда закрыла входную дверь, убрала в сейф служебные бумаги, повернула ключ до отказа и пошла в спальню взглянуть на больного. Мальчик по-прежнему лежал неспокойно, неровно и тяжело дышал. В груди словно у раненой птички трепетно билось сердце.
Устраивая его поудобнее в кровати, она увидела, как он медленно открыл глаза, и улыбнулась. Он что-то тихо сказал пересохшими губами, но она его не поняла, лишь смочила ему губы водой и вытерла пот с лица.
Он снова закашлялся надсадно, тяжело. Она чуть приподняла его, он уронил голову ей на плечо.
Она осторожно положила его на подушку, отошла к изголовью, стараясь справиться с охватившим ее волнением. Да, она будет заботиться о нем, ухаживать, как это делала бы самая чуткая медицинская сестра, будет стараться вырвать его из когтей смерти, но не больше. Никаких чувств.
Поль проснулся от резкого звона будильника, расколовшего тишину ночи, сегодня он спал так глубоко, что даже не видел снов. Поль вылез из машины, мир вокруг поразил его своей неузнаваемой новизной. Дождь прекратился, но переполненный ручей шумел, как полноводная река.
Поль остановился на вершине Головы Дьявола, посмотрел, как бурлящие волны бешено налетали на берег. Он часто и раньше стоял здесь по ночам, но тогда пустынный берег и темнеющие вдали скалы только усугубляли его одиночество.
Сегодня его звал к себе огонек в окне комнаты, где он был нужен больному ребенку, единственный огонек, мерцавший во всей вселенной. Он быстро спустился вниз и уверенно зашагал берегом.
Глава двадцать шестая
К утру мальчику стало легче. Бренда выглядела строгой в своем темно-синем платье, с туго затянутыми в пучок волосами. Поль утомленно взглянул на нее и медленно поднялся с кресла.
— Устали? — спросила она, увидев, как он зевнул.
Щенок тоже лениво выбрался из-под кровати.
— Я и представить себе не мог, что ночь может длиться так долго.
Они посмотрели на мальчика. При утреннем свете лицо его казалось не таким серым, к тому же он перестал метаться. Бренда измерила ему температуру.
— Без изменений, — сказала она. — Сейчас не стоит его беспокоить. Умою его после завтрака. А вы, если хотите, можете принять душ, ванная комната вот здесь. Ваша одежда просохла, висит возле двери в ванную.
Поль с грустью рассматривал старую колонку, потерявшие цвет железные трубы, ржавую полоску на дне ванны. Должно быть, это так называемый дровяной водонагреватель, думал он, но вот беда, — чтобы его разжечь, нужны щепки и бумага, а ничего этого под рукой нет. Он отвернул кран, и холодная вода стала сильно хлестать его тело. Он почувствовал, что это придает ему силы, вселяет энергию и бодрость. Он знал, что слишком долго наслаждается ванной, что вылил чересчур много пресной воды. Но разве стоит об этом думать, если бак во дворе переполнен, а дожди льют, не переставая.
Поль взял безопасную бритву с полки, вставил новое лезвие из наполовину использованной пачки. Раньше он всегда пользовался электрической бритвой, даже в машине. Намылив лицо, он осторожно прикоснулся к коже и был удивлен, насколько мягко и ровно бреет лезвие. Такой бритвой он пользовался только в джунглях, и теперь память снова возвратила его к тем дням. Как фантастически настойчиво даже в военных условиях заботились они о своей внешности, хотя через десять минут после бритья, попав в заросли, уже обливались потом, сбегавшим по гладко выбритой коже, были в кровь искусаны комарами, и шляпы цвета хаки с обвислыми полями болтались на них, словно на огородных пугалах.
Когда, наконец, Поль вышел из ванной в смятой, но теплой и сухой одежде, он почувствовал аппетитный запах жареного бекона, услышал, как свистит, закипая, чайник.
Он посмотрел на примитивный тостер на примусе и подумал об огромной разнице, которая была между этой кухней и оборудованными по последнему слову техники кухнями его матери и его жены. Но действительно ли в этих модерновых кухнях готовили лучше, чем здесь? Нет. Люди на любом этапе развития прекрасно управлялись с приготовлением пищи. Ни один вьетнамец, промелькнуло у него в голове, ни за какие блага не променял бы кухню своей матери на американскую.
Свобода и цивилизация заключались вовсе не в ультрасовременных кухнях, голливудских ванных комнатах и сверхскоростных автомобилях. И эта цивилизация для вьетнамцев оборачивалась совсем иной стороной. Для них она связывалась со сверхзвуковыми истребителями, орудиями разрушения их деревень, с угоном близких из древних привычных хижин в стратегические поселки, напоминавшие собой концентрационные лагеря. Но он мог бы поклясться, что ни один вьетнамец, будь то взрослый или ребенок, вроде Пак То, никогда по собственной воле не променял бы свою родину на все блага так называемой цивилизации Запада. Они считали австралийцев и янки искусно обученными разрушителями.
Поль намазал маслом поджаренные кусочки хлеба, налил в тарелку с кашей консервированных сливок, а в чай сгущенного молока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59