- Узнаете?
- Что это? - спросил в свою очередь Боборыкин.
- Обрезок от вашего весла. Вспомните!
- Допустим... Ну и что?
- Он оказался на месте сгоревшей юрты Гээнты. Как он там оказался?
- Понятия не имею. - Боборыкин даже отвернулся и сделал обиженное лицо.
- Я вам напомню. Вы его зарядили фитилем, подожгли и положили в юрту спящего Гээнты.
Лицо Боборыкина покрылось пятнами, но он все еще пытался изобразить обиду и растерянно улыбался.
- Как бы я смог сделать это?.. Если во время пожара я был на запани.
- На лошади, например. От ОРСа до вашего склада по тайге не более двенадцати километров. Пока тлел фитиль, вы ехали галопом.
- Что вы на меня валите напраслину? Интересно, кто бы это дал мне лошадь? - Боборыкин побледнел, и на лбу его появилась испарина.
- Конюх ОРСа, по записке завхоза. Вот она. - Коньков вынул записку и показал ее из своих рук.
Боборыкин глядел на нее затравленно и молчал.
- Она? - насмешливо спросил Коньков.
- Не знаю, - выдавил из себя Боборыкин и отвернулся.
- Запираться дальше бессмысленно, Боборыкин. Лошадь, на которой вы ездили, видели удэгейцы. Они могут ее опознать. Построят всех лошадей ОРСа и спросят: которая? А весло, то самое, от которого вы отрезали эту трубку, хранится в надежном месте. Так что баста.
Коньков встал.
- Что вы от меня хотите? - со злобой спросил Боборыкин, вставая.
- Подумайте, все взвесьте и признайтесь... Мне ли, прокурору - не имеет значения. Это облегчит вашу участь. А пока я вас провожу в дежурку.
Оставив Боборыкина под надзором дежурного, Коньков вернулся в кабинет и позвонил Савельеву.
- Владимир Федорыч, здравствуйте! Коньков.
- Слышу, - помедлив, ответил Савельев. - В чем дело?
- Появились серьезные улики в виновности Боборыкина. Необходимо задержать его. Прошу вашей санкции.
- Кажется, я отстранил вас от дела. Так вот... Боборыкиным займется тот, кому следует.
На том конце положили трубку и послышались частые гудки.
- Ах, вот как! - воскликнул Коньков, придавливая рычаг трубкой. - Ну, ладно...
Злой и решительный вошел он в кабинет начальника милиции и спросил от порога:
- Почему прокурор не дает санкцию на арест Боборыкина? Я ему звоню по телефону, а он трубку бросает. Даже разговаривать не хочет. В чем дело?
- Ну, что ты кипятишься, капитан? Садись, и поговорим спокойно, подполковник, грузный, с залысинами, кивнул на стул. - Боборыкин никуда не денется, возьмут его, успокойся. А указание прокурора следует исполнять.
- Я исполняю... задержал Чубатова. Но прокурор необъективен. И я с ним не согласен по ходу дела.
- Если прокурор берет следствие в свои руки, ты обязан отдать.
- Пожалуйста! Бумаги я отдам.
- И продолжаешь вести это самое расследование. Какое ты имеешь право?
- А если я не согласен с выводами прокурора?
- Ты обязан прекратить расследование. Если не согласен, пиши рапорт.
- Я напишу рапорт. Но к рапорту я добавлю кое-что другое. Я подробно изложу, что за порядки сложились у нас по заготовке леса. Что за отчетность! Что за снабжение! И все хотят из воды сухими выйти. На стрелочника свалить! Я попытаюсь разобраться в этом до конца.
Подполковник Колесов с долгим укором смотрел усталыми, отечными глазами на Конькова, выражение лица его было печальным и скучным, ему жаль было, что взрослый и вполне разумный человек порет горячку и не хочет считаться с элементарными правилами.
- Прокурор требует отстранить вас от дела, - произнес он наконец. - Я надеюсь на ваше благоразумие.
- Я буду проводить расследование, - сказал упрямо Коньков.
- В таком случае вы будете наказаны.
- Благодарю за предупреждение. - Коньков учтиво склонил голову и пошел к двери.
Подполковник встал и сердито сказал:
- Остановитесь, товарищ капитан!
Коньков остановился, развернулся по-военному, щелкнул каблуками.
- Слушаюсь, товарищ подполковник!
Тот подошел к Конькову.
- Леонид Семенович, мы с тобой больше года проработали... Зачем же так открыто рвать? Зачем не уважать старших?
- Я вас уважаю, товарищ подполковник.
- Формально. А по существу не слушаешь. Ну, поверь моему опыту - нельзя лезть на рожон. Прокурор для тебя, для следователя, одно и то же, что ротный командир для отделенного. Хоть субординацию соблюдай.
- Чем же я нарушил субординацию?
- Ну, как же? Прокурор отдал приказ - арестовать подследственного. А ты что сделал? Мало того что целый день проманежил... только вечером взял его. Так еще и с гитарой вел через весь город!
- Мне совестно вести под конвоем невинного человека.
- Суд покажет, виновен он или нет.
- Вот именно. Будем готовиться к суду.
- Что это значит?
- А то, что я вам сказал. Буду жаловаться. Действовать, как сочту нужным.
- Ну что ж, вольному воля. - Подполковник насупился и сухо сказал: Можете считать себя свободным. Я отстраняю вас от расследования. Ступайте.
Коньков вышел из милиции, свернул на тихую пустынную улочку и рассеянно побрел по узенькой бетонной ленточке тротуара. Стоял хороший денек ранней осени - ни жары, ни ветра; сочно зеленела на обочинах трава-мурава, светились чистые голубенькие заборчики из штакетника, палисадники с высоким малинником, яблоки на ветвях и тревожные пятна красной рябины. Но Конькову было невесело от этой благодати.
"Вот и повернулось все на круги своя, - думал он. - Пойду я опять околачивать пороги. Правду искать! Отчего это так получается? Или не везет мне? Или самолюбие заедает и я лезу в самом деле на рожон? Может, прав Савельев? Нарушения есть? Есть. А там пусть суд решает. Чего ж я бью тревогу? Или я вправду обязанности свои перепутал, вместо обвинителя хочу защитником выступать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33