– она облегченно вздохнула, указывая на вырывавшиеся из-под крышки густые клубы пара.
– Это сейчас, милочка, люди из чайников, словно из горшков пьют. Я сама из чайника только всякую шваль потчую, – брезгливо поджала губы Матрена. – В самоваре же, Иринушка, своя стать и чин имеются. И у каждой детальки особливое имя. Вот смотри, что это, по-твоему? – старуха подставила под кран расписную чашку и осторожно открыли краник.
– Ручка для открывания крана. Что же еще?!
– Ан и нет! Не ручкой именуется, а веткой! Вот нижняя часть называется шейкой, а вверху, для выпуску пара, – душничок. Так ко всему в мире свое особливое имя приложено.
– Какая разница?! Не все ли равно, как назвать?!
– Кабы было все равно, люди б лазали в окно! Ты же, милочка, ученая, не чета мне, полуграмотной, а не понимаешь, что оттого, как вещь называется, так с ней и получается!
– Ага! Если старушку называть девочкой, так она помолодеет, а стоит девушку окрестить бабулей, так она в одночасье состарится?
– Выходит, так! – Матрена Емельяновна отлила в блюдечко из чашки ароматного настоя и подцепила узловатыми пальцами из стеклянной розетки пару кусочков колотого сахара.
– Чушь! Полная чушь!
– Чушь есть Божий душ, да вот шутка – чертова погудка…


* * *

– Бабушка Матрена, а почему ты колдуешь в клети? – Ирина боязливо следила за манипуляциями старухи, вытаскивающей грязный тряпичный плат из засыпанного куриными перьями деревянного ящика. – Разве мы не должны дождаться полуночи и затем отправиться на кладбище? Или хотя бы на перекресток. Говорят, там нечистый колдовать помогает…
– На кой ляд тебе нечистый потребовался? – Матрена стряхнула с платка прилипший пух. – Мы и без него тишком дело обставим. Все у нас, милая, как надобно обернется, сама убедишься!
Противная старуха! За тысячу рублей могла бы и своего чертушку потревожить… Или думает, раз гостья молодая да неопытная, так ее можно по-быстрому в кладовке обслужить?
Ирина досадливо прикусила губу, но возражать старой ведьме не рискнула.
– Незачем теперь погосты да распутия тревожить, – пояснила Матрена. – Нынче-то год високосный, Касьяновский. А коли на кого Касьян глянет, так порченый от сглаза мухой мрет. Оттого и тебе, невинного человека жизни лишившей, тапереча не человечьей, а змеиной поступью ходить надобно. Чтобы Касьяна зря не гневить. Разумеешь?
«Ерунда, чушь…» – попыталась успокоить себя Ирина. Но перед глазами вдруг возникло лицо сестры – худенькое, бледное, испуганно прячущееся в гробу от преследовавшего ее неизречимого ужаса.
– Ой, бабушка, что-то у меня на душе замутилось, – Ирина прислонилась к склизкой бревенчатой стене. – Пойду-ка я, пожалуй, пока мне совсем худо не стало. Не возиться же тебе со мной…
Она зажмурилась, глубоко вздохнула и, некстати улыбаясь, попятилась к спасительной двери, ведущей назад в избу.
– На первую порчу многие душой мутятся, совсем как убивцы, – кивнула старуха. – Ничего, покамест перетерпишь да малость нутром помаешься. А после согрешишь с парнем, так вмиг печаль от сердца отляжет. Через грех похоти на него твоя смурь перейдет да в нем и останется! Вишь, как легко девке вину то соскрести, а ты сумневаешься!
– Я потом, как-нибудь позже… Теперь не надо… Деньги… Вот деньги! Возьмите, ради Бога, возьмите!
– Погодь, милая! – Рука старухи оказалась неожиданно крепкой и ловкой, а пальцы проворными. – Дело начато, а что началось, по своему хотению не остановишь. И деньгами своими передо мной не тряси. Знала, что не мыло покупать идешь, а человека портить… Стало быть, сама и выискала такую злочесть!
Ирина замерла возле двери, испуганно закрыв лицо руками:
– Как же теперь быть? Я хотела лишь его наказать, заставить помучиться за сестру… Может, он и невиновен в ее смерти? Суда же не было! Почему вы говорите, что все равно мне или моему парню придется получать возмездие за его жизнь?!
– Повинен али безгрешен, об том разбор не мне чинить. Да и отвечать за чужую жизнь не я стану. Ты, девонька, доброй волей здесь оказалася, без принуждения ведьме кланялась, от своего сердца зла желала. Стало быть, не моя, твоя печаль!
Старуха обхватила гостью за талию и шепнула на ушко:
– Разве только чужую порчу на себя принять… Только тут кровью за кровь заплатить надобно… Теперь сама выбирай, в чье тело навету укладываться…
– Бабушка, неужели нельзя как-нибудь иначе? – от подступавшего ведьминского холода Ирина всхлипывала, как ребенок. – Ну, пожалуйста, придумай! Ты же на этом свете знаешь про все!
– Горюшку твоему помочь можно… Только придется дюже страхоты натерпеться… – На крови обряд проведем, беду от себя стороной отведем. Кровавыми росами отчураемся. Кинется навет искать своего зазывателя, скользнет по кровавому следу да и заблудится, слепцом между тел заплутает. Попроси, я мигом устрою!
– Вот видишь, – облегченно вздохнула Ирина. – Я же знала, знала, что ты можешь все, если только захочешь!
– А ты прежде не убоишься моею кровью умыться, а мне на омовение свою дать? – испытующе спросила Матрена. – Кровью, милая, даже ведьмы не шутят…
Ирина смущенно улыбнулась и неловко стянула с себя трикотажную кофту с вышитой на груди васильковой бабочкой, летящей на пляшущий язычок пламени.
– Дай свою руку! Ну же, решайся!
Ирина почувствовала страх перед разыгрывавшейся с ней злой нелепицей, но именно в этот момент дрогнула душой, как беременная, ощутившая внутри себя первые движения чужой… воли.
Коснувшийся руки холод бритвы хотя и заставил вскрикнуть, но уже не испугал. Было страшно и сладостно, когда старуха сделала надрез, и горячая густая кровь брызнула из запястья в заботливо подставленную глиняную миску.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73