И кинулся на передних, размахнувшись посохом – кинулся так резко, что парень даже не сообразил, что уже «началось» и промедлил несколько секунд. Впрочем, промедлил не он один – встречные тоже не ожидали нападения коротышки и ничего не успели сделать, а Дартих, разогнавшись, сбил с ног сразу двоих, ударил третьего локтем в живот, и повернулся к четвертому, занося палку над головой. Парень швырнул мешок в задних – это отвлекло их ненадолго – а сам кинулся наутек.И снова, как тогда, в лесу к северо-западу от Малых гор, он бежал, спотыкаясь и цепляясь цепями за кусты, а позади слышался топот и тяжелое дыхание… И снова преследователь, не обремененный кандалами, настигал…Когда сиплые выдохи слышались уже над самым ухом, парень резко упал на колени, в ребра больно врезалась тяжелая нога, разбойник с ревом перелетел через юношу и врезался носом в землю, оставляя глубокую борозду в мягком ковре палой хвои. Парень вскочил и запрыгнул ему на спину, протаскивая под обросшую клочковатой бородой челюсть цепочку ручных кандалов, перехватил, потом дернул, рванул, что-то хрустнуло… рык разбойника перешел в сипение… Глава 43 Алекиан ехал по бранному полю, превращающемуся в болото под мелким равномерным дождем… Ливень стих, грома больше не было слышно, но мелкий противный дождик сыпал и сыпал с безрадостного неба водяную крошку, будто Мать вознамерилась смыть с лика Мира ненавистные ей следы кровавого побоища, но, исчерпав запасы влаги во время боя, теперь лила тихие слезы.Конь императора тяжело ступал, проваливаясь по бабки, а то и глубже. Сперва убитые попадались довольно редко, здесь дрались кавалеристы, затем буроватая каша под ногами стала глубже, и все чаще встречались распростертые тела. Под слоем грязи с трудом угадывались гербы и цвета. Еще дальше путь перегораживала, будто крепостная стена, каменная туша тролля, окоченевшая ручища простирала к серому небу скрюченную ладонь, на которой недоставало двух пальцев… Гигант лежал, будто на перине, поверх нагромождения человеческих и конских останков, трупы сплелись конечностями, многие оказались обезображены… Поодаль несколько пеших солдат вяло тыкали так же вяло шевелящиеся тела, на которых под грязью проступали черные плащи поверх странных доспехов…Алекиан велел оставить поврежденных зомби в покое, с тем, чтобы доставить их в Ванетинию Изумрудам. Объехав вокруг мертвого тролля, император оглядел поле – повсюду, сколько хватало глаз, вперемежку лежали тела – большей частью неподвижные, кое-где угадывалось движение, никто не спешил помочь раненным… Воины императорского войска бродили по страшному полю, будто сами превратились в бессмысленных ходячих покойников. Казалось, порыв, овладевший ими во время проповеди Когера, теперь стих, схлынул, оставил отупение и апатию… Сам Алекиан, разглядывая тысячи неподвижных тел, не испытывал ни сомнений, ни угрызений совести. Он привел сюда армию для того, чтобы исполнить свой долг, для того, чтобы воины исполнили долг. Если исполнение долга привело к гибели – что ж, так сложилось. Он пришел, чтобы победить во имя правого дела – и победил. А непомерная цена… что ж, великое дело имеет великую цену. А его, Алекиана, дело – величайшее, невероятно, нечеловечески огромное. Сохранить Империю. Расширить и увеличить. Никто не желает понять, что нет в Мире ничего важней Империи… даже странно, что они, эти люди, не видят очевидного. Алекиан оглянулся – конвой медленно тащился следом, кони осторожно ступали в вязкую грязь.С другой стороны, ничего странного нет, что он видит дальше прочих, ведь он – император. Кому же, как не ему, лучше знать волю небес? Алекиан запрокинул голову и, поглядел, насколько позволяло забрало, вверх. Серые тучи, источающие влагу, безмолвствовали… Мелкие капли падали на желтовато-бледное, будто выточенное из кости, лицо юного повелителя, стекали по впалым щекам, Алекиан ловил их запекшимися потрескавшимися темными губами…Всадники конвоя объехали остановившегося императора, имперские и ванетские знамена над головами знаменосцев, промокшие насквозь, пропитавшиеся влагой, обвисли унылыми темными полотнищами. Латник подъехал к обломкам рухнувшей башни и острием пики выудил из жидкой грязи гевское знамя – дракон на нем больше не был белым, покрылся розовыми и черными пятнами. Нынче был день крови и грязи.Алекиан опустил лицо и мотнул головой, стряхивая капли. Он был доволен, Гева повержена, Гева раздавлена. Какие бы темные силы ни призвали на помощь мятежники, какое бы черное колдовство ни привлекали, но победа снова досталась Империи. Так случилось потому, что только так и могло случиться. Не могло быть иначе, ибо Империя – превыше всего. Пусть кровавые лужи под ногами, пусть горы трупов – но победа снова сопутствует имперскому стягу!– Ваше величество! – позвали сзади. – Ваше величество! Ваше величество! Вести из Гонзора!Алекиан развернул коня навстречу кричащему – тот напрасно понукал усталую лошадь, животное было изнурено и не желало двигаться быстрей в грязи.– Ваше величество! – сорванным голосом позвал всадник. – Беда! На нас напали, орки, король-демон… приграничные замки захвачены, Гонзор в осаде, и подходит к концу продовольствие! Ваше величество, спасите…– Как? Как же так? Этого не могло быть…– А как же договор? – окликнул гонца Валент. Еще бы, он сам альдиец, конечно, волнуется.– Меня послали вперед, – хрипел гонец, – посольство, снаряженное сэром Менгроном и его священством Феноксом, движется следом. При них письма, там все… Епископ, присланный из Ванетинии, его священство Астер, обвинен в убийствах, схвачен с поличным самими альдийцами… будто он убивал по приказу… прошу прощения… Ваше величество, ваше императорское величество, спасите Гонзор, в городе начинается голод… Город погибнет, если не…Алекиан повернул голову, слепо вглядываясь в затканный пеленой дождя горизонт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110