– Приветствую вас, Ваша Светлость. Приношу извинения за обстоятельства, в которых происходит наша встреча. Я принес великолепному герцогу весть от его господина.
Как будто искра проскочила между ними, зажгла интересом глаза Гуцу. Очень ярко было выделено слово интонацией… Но так называл его только сам Нарима в самые благоприятные минуты конфиденциальных бесед.
– Что ты имеешь сообщить мне?
– Велите всем отойти и приблизьтесь… Не для того я терпел эти бесконечные часы, чтобы теперь огласить, о чем столь упорно молчал…
Гуцу не спешит. Андрей ему не ясен, а все неясное потенциально опасно.
– Мои силы на исходе, Ваша Светлость,.. лишь сознание невыполненного долга питает меня… Умоляю, выслушайте…
Герцог брезгливо обходит пятна крови.
И вот – глаза в глаза… Сейчас Андрей должен стать нацеленной, бьющей без промаха стрелой. Но колючие зрачки Гуцу впиваются в Андрея и впервые ему становится страшно, что, действительно, может не хватить сил, слишком уж потрудились над ним сегодня… Боль наносит пронизывающий удар, каждая клеточка тела взрывается болью, взывает о помощи, но сейчас он должен отнять у них последние силы, чтобы сконцентрировать их в своем собственном, одном-единственном ударе. Андрей испугался, что в решающий момент он просто рухнет без сознания. Второй попытки Гуцу ему не предоставит.
Может быть, отчаяние помогло Андрею, но он почувствовал, что воля Гуцу ломается под напором его воли, Андрей обрел уверенность. И тотчас вернулось ощущение страха. Но Андрей и Гуцу уже составляли единое целое и страх принадлежал герцогу, шел от него. Как любое другое сильное чувство, страх мог иметь силу, мог помешать и Андрей погасил его. От Гуцу требовалось одно – инертная покорность воле Андрея.
Одновременно Андрей отдавал себе отчет в том, что такое положение очень не стабильно, он не в состоянии долго удерживать Гуцу под контролем. Следовало поторопиться.
– Браслет!
Не слух, а мозг Гуцу принимает приказ, усомниться в его правомерности невозможно, рука сама движется назад, пальцы нетерпеливо щелкают. В ладонь поспешно вкладывают черную плоскую шкатулку, где на темном бархате светится удивительная драгоценность.
– Прикажите снять с меня цепи.
И – наконец, ТИСС у него в руках. Андрей нажимает кнопку разъема обруча и привычным движением защелкивает его на руке выше локтя.
Только теперь Андрей позволяет себе расслабиться, почувствовать, как мелкой, противной дрожью трясутся руки и ноги, что все тело в липкой испарине. "У меня не осталось сил для ночи," – сказал себе Андрей и сделал то, чего никогда прежде и в мыслях не допускал, что было преступно по нравственным нормам его человечества и называлось энергетическим вампиризмом. С помощью ТИССа Андрей сделал донорами тех, кто его окружал, отключился от внешнего мира, столь жестокого к нему, ушел в себя и только чувствовал, как вливается в него животворная сила и ослабевает боль. Он взял у них столько, сколько могла потребовать от него предстоящая ночь. Потом по его приказу в пытошной собрался весь тюремный персонал. Андрей, сжав зубы, втиснул раздавленные ступни в сапоги, укрылся длинным плащом, низко надвинул шляпу и с тяжелой связкой ключей пошел к двери. Потом остановился, помедлив, повернулся и медленно пошел к Эри. Выходя из гипнотического оцепенения, тот недоуменно поворачивал голову направо и налево, смутно сознавая – здесь что-то произошло с ним и со всеми этими людьми, но что? Взгляд уперся в Андрея, и рука безотчетно приподнялась толи отталкивая, толи заслоняясь… Андрей остановился напротив него, сказал:
– Сегодня ты был через чур усерден.
– М-мне было жаль тебя, – голос изменил Эри и получилось как-то заискивающе.
Андрей окинул взглядом его тощую и сейчас будто изломанную фигуру.
– Мразь.
Выходя, он не стал оборачиваться, чтобы посмотреть, как Мастер Эри, скорчившись, катается по залитым водой и кровью плитам.
– "Лиента."
– "Дар! – в радости Лиенты было огромное облегчение, когда груз бесконечно долгой и невыносимой тревоги уже переходит в безысходное отчаяние и вдруг в один миг спадает с души. – Наконец-то! Что у тебя случилось?"
– "Все в порядке. Дело начато, работаем по плану."
– "До смены патрулей всего два с половиной часа!"
– "Надо успеть, больше ничего не остается. Надеюсь, все это понимают, будут работать быстро и четко".
Прежде всего, он открыл карцер. Юноша, чьи глаза он видел, с трудом попытался обернуться. Цепь от ручных кандалов была пропущена через большое кольцо, закрепленное в стене высоко над головой. На этом кольце подвешивали так, чтобы лицо оказывалось на уровне пробитых отверстий – можно зажмуриться, но куда деваться от криков и стонов пытаемых. Андрей тряхнул головой, прогоняя наваждение, – на мгновение он увидел в кандалах Адоню.
– Так ты Веско?
– Да. Откуда ты меня знаешь? Кто ты?
– Я Адоню знаю. Спасибо, ты мне помог. Я – Дар.
Руки упали безжизненными плетьми, и парень не сдержал стона.
– Почему они отпустили тебя?
– Все потом. Сейчас очень быстро поднимись наверх и ударь один раз в малый колокол, потом спускайся во внутренний двор. А я в подвалы. Поторопись, Веско, у нас очень мало времени.
Мгновенный сон валит за стеной Гуцу и его компанию, как подкошенные падают они там, где застал их сон.
Из раскрытых дверей казематов торопливо выходят люди.
– Ты жив, друг!?
Андрея обнимают, он охает от боли.
Все двери настежь.
– Стойте, все ли здесь?
Их семьдесят семь.
– Веско в карцере, – говорит Ион.
Сверху плывет звон колокола. Люди тревожно переглядываются.
– Это Веско, – успокаивает их Андрей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90