Надо было добраться до некоторых узлов, которые были повреждены.
Алексей Ананенко, Борис Баранов, Валерий Беспалов и многие другие вслед за разведчиками пошли в зону реактора. Они уже знали радиационную обстановку, а значит, работали не "вслепую".
Полностью уберечься было невозможно. Некоторые из них получили большую дозу, вскоре были отправлены в Москву и в Киев. Но они остались жить… Спустя два месяца в «Правду» пришли благодарственные письма из клиник: те, кто принял удар аварии на себя, просили рассказать о мужестве врачей, которые не отходили от них эти долгие дни и ночи и чье высокое профессиональное мастерство сохранило жизнь реакторщикам.
Среди пострадавших в ту ночь аварии было и немало медиков. Ведь именно они, прибывшие на станцию со всей области, вывозили пожарных, физиков всех, кто был на станции. И их "скорые помощи" подъезжали прямо к четвертому блоку…
Через несколько дней мы увидели эти машины. Ими нельзя было пользоваться, так как были сильно заражены…

* * *

Записка из зала: "Сколько же беды принес этот уран?! Неужели невозможно в наше время без него обойтись?"
– Будущее энергетики невозможно представить без принципиально новых видов топлива, – говорит академик А. П. Александров. – Уран сегодня единственное топливо для энергетики, которое мы можем использовать в больших масштабах, хотя добывать его и нелегко…

Желтые Воды. Урановый рудник

Желтая влага сочилась из-под земли. Легкие ручейки сбегали в долину и сливались в поток. Они окрашивали его, и удивительное зрелище открывалось путнику: среди зеленых лугов текла река цвета золота. Отсюда и пошло ее название – Желтая.
Когда геологи нашли в тех местах железную руду, они объяснили, почему в реке была такая вода. Виноваты окислы железа, пли, попросту говоря, ржавчина.
Ржавеет не только металл, но и руда, которая хранит его.
Но в далекие времена не необычный цвет принес славу этой реке. В апреле 1648 года привел на ее берега восставших крестьян и запорожских казаков Богдан Хмельницкий. Осмотрел он местность и расположил свое войско на крутом берегу. Здесь и ждал, пока подойдет авангард польских шляхтичей под предводительством Стефана Потоцкого. 19 апреля грянул первый бой. Полмесяца продолжалось сражение. А 6 мая перешел Хмельницкий в решительное наступление и разгромил врага.
До сих пор разбросаны по степи насыпанные казацкими шапками курганы, вечные памятники павшим воинам, освободившим Украину от гнета панской Польши.
А речка обмельчала, «ручейком» даже называют ее теперь… Но нет-нет, да и появляются в ее окрестностях странные люди с котомками за плечами, ходят, землю пробуют. Не перевелись и сейчас кладоискатели! По слухам, закопал где-то тут пан Потоцкий награбленное золото, серебро и драгоценности…
Однако другое богатство нашлось в этой священной земле, и оно дороже мифического клада Потоцкого. С его помощью загораются искусственные солнца в атомных реакторах электростанций и кораблей, в мощных опреснителях морской воды и в лабораториях ученьтх. Имя этому богатству – уран, металл, который сегодня символизирует XX век.
23 мая 1957 года поселок Желтая Река Указом Президиума Верховного Совета СССР был переименован в город Желтые Воды.
Несколько дней я провел в этом городе. О том, что увидел и узнал, и пойдет рассказ.
Лишь только забрезжило утро, я вышел на улицу.
Солнце уже поднялось, но лучи его не доходили до земли, а застревали где-то у верхушек деревьев. Легкий ветерок набегал на листья, и они шелестели, как единый многоголосый хор.
По темному, еще сырому от росы асфальту шли люди, направляясь к центру города.
Собираясь в командировку, я вновь перечитал «Донбасс» Бориса Горбатова. "В этот ранний час, – писал он, – никого, кроме шахтеров, нет на улицах поселка, как на поле боя нет никого, кроме воинов. Зато шахтеры – везде. Со всех сторон сходятся они к шахте. Гуськом, по бесчисленным тропинкам идут они через степь; спускаются с холмов, переходят балки, где в одиночку, где группками, кто – торопливым шагом, кто – дажe бегом; но все это по-утреннему молча, даже как-то сурово, торжественно; только изредка раздаются возгласы приветствий – как перекличка часовых в тумане… Чем ближе к поселку, тем все больше густеют шахтерские цепи… Что-то грозно-воинственное есть в этом движении черных людских толп через степь… может быть, оттого, что все движутся в одном направлении, словно связанные общим тайным согласием, единой волей и одной целью… Их спецовки давно уж не были ни новенькими, ни чистенькими, они повидали виды, от них крепко пахло углем и шахтой, как от шинели бывалого солдата пахнет порохом и окопом…"
Смешавшись с горняками, я пытался найти знакомые черты шахтерского шествия, так ярко описанного Борисом Горбатовым. Искал и не находил. Очевидно, потому, что вокруг стоял город, а степь была где-то далеко за ним, и проезжали автобусы – везли на работу шахтеров с окраины. И не было грязных, рваных спецовок, а белоснежные рубашки и разноцветные галстуки придавали толпе нарядный, даже праздничный вид. Мне казалось, что я очутился в колонне демонстрантов, и только транспарантов и музыки не хватает, чтобы иллюзия была полной.
– Как в театр идем… – угадал мои мысли знакомый горняк.
Мы разговаривали с ним накануне о житье-бытье, сейчас и в тридцатых годах, когда он впервые попал на шахту.
– Помню, выступали тогда агитаторы на митингах, – продолжал он, – и говорили, что настанет время, когда мы в шахту не в грязных портках и куртке ходить будем, а в лучших своих костюмах. Не верили мы, посмеивались… А нынче так и случилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82