Теснее круг. Все реже встреч
и.
Летят утраты и разлуки;
иных уж нет, а те далече,
а кто ослаб, выходит в суки.

Бог техники Ц иной, чем бог н
ауки;
искусства бог Ц иной, чем бог войны;
и Бог любви слабеющие руки
над ними простирает с вышины.

За столькое приходится плат
ить,
покуда протекает бытие,
что следует судьбу благодарить
за случаи, где платишь за свое.

В наших джунглях, свирепых и
каменных,
не боюсь я злодеев старинных,
а боюсь я невинных и праведных,
бескорыстных, святых и невинных.

Уходят сыновья, задрав хвост
ы,
и дочери томятся, дома сидя;
мы садим семена, расти цветы,
а после только ягодицы видим.

Когда кругом кишит бездарно
сть,
кладя на жизнь свое клише,
в изгойстве скрыта элитарность,
весьма полезная душе.

Мне жаль небосвод этот синий
,
жаль землю и жизни осколки;
мне страшно, что сытые свиньи,
страшней, чем голодные волки.

Друзья всегда чуть приверед
ливы.
И осмеять имеют склонность.
Друзья всегда чуть надоедливы.
Как верность и определенность.

Господь посеял нас, как огор
од,
но в зарослях растений, Им растимых,
мы делимся на множество пород,
частично вообще несовместимых.

Живу я одиноко и сутуло,
друзья поумирали или служат,
а там, где мне гармония блеснула,
другие просто жопу обнаружат.

С моим отъездом шов протянет
ся,
кромсая прямо по стране
страну, которая останется,
и ту, которая во мне.

Я вдруг утратил чувство локт
я
С толпой кишашего народа,
И худо мне, как ложке дегтя,
Должно быть худо в бочке меда.

На дружеской негромкой сидя
тризне,
я думал, пепел стряхивая в блюдце,
как часто неудачники по жизни
в столетиях по смерти остаются.

Где страсти, ярость и ужасы,

где рать ополчилась на рать,
блажен, в ком достаточно мужества
на дудочке тихо играть.

Смешно, как люто гонит нас
в толкучку гомона и пира
боязнь остаться лишний раз
в пустыне собственного мира.

Разлад отцов с детьми Ц зал
ог
тех постоянных изменений,
в которых что-то ищет Бог,
играя сменой поколений.

Свои черты, штрихи и блики
в душе у каждого и всякого,
но непостижимо разнолики,
мы одиноки одинаково.

Меняя цели и названия,
меняя формы, стили, виды, Ц
покуда теплится сознание,
рабы возводят пирамиды.

Смешно, когда мужик, цветущи
й густо,
с родной державой соли съевший пуд,
внезапно обнаруживает грустно,
что, кажется, его давно ебут.

Блажен, кто в заботе о теле,
всю жизнь положил ради хлеба,
но небо светлее над теми,
кто изредка смотрит на небо.

Свечение души разнообразно,

незримо, ощутимо и пронзительно;
душевная отравленность Ц заразна,
душевное здоровье Ц заразительно.

Уехать. И жить в безопасном т
епле.
И помнить и мучиться ночью.
Примерзла душа к этой стылой земле,
вросла в эту гиблую почву.

Во всем, что видит или слышит,

предлог для грусти находя,
зануда Ц нечто вроде крыши,
текущей даже без дождя.

Друзья мои! Навек вам нежно п
редан,
я щедростью душевной вашей взыскан;
надеюсь, я не буду вами предан,
и этот долг не будет вами взыскан.

На нас нисходит с высоты
от вида птичьего полета
то счастье сбывшейся мечты,
то капля жидкого помета.

Жил человек в эпохе некой,
твердил с упрямостью свое,
она убила человека,
и стал он гордостью ее.

Нету бедственней в жизни бед
ы,
чем разлука с любимой сумятицей:
человек без привычной среды
очень быстро становится Пятницей.

Проста нашей психики сложно
сть,
ничуть не сложнее, чем прежде:
надежда Ц важней, чем возможность
когдаЦ нибудь сбыться надежде.

Мы Ц умны, а вы Ц увы,
что печально, если
жопа выше головы,
если жопа в кресле.

Звоните поздней ночью мне, д
рузья,
не бойтесь помешать и разбудить;
кошмарно близок час, когда нельзя
и некуда нам будет позвонить.


III. В борьбе за народное дело я
был инородное тело


В стране рабов, кующих рабст
во,
среди блядей, поющих блядство
мудрец живет анахоретом,
по ветру хер держа при этом.

В стране рабов, кующих рабст
во,
среди блядей, поющих блядство,
мудрец живет анахоретом,
по ветру хер держа при этом.

Как нелегко в один присест,
колеблясь даже, если прав,
свою судьбу Ц туманный текст
Ц прочесть, нигде не переврав.

На все происходящее гляжу
и думаю: огнем оно гори;
но слишком из себя не выхожу,
поскольку царство Божие Ц внутри.

Прожив полвека день за днем

и поумнев со дня рождения,
теперь я легок на подъем
лишь для совместного падения.

Красив, умен, слегка сутул,
набит мировоззрением,
вчера в себя я заглянул
и вышел с омерзением.

В живую жизнь упрямо верил я,

в простой резон и в мудрость шутки,
а все высокие материи
блядям раздаривал на юбки.

Толстухи, щепки и хромые,
страшилы, шлюхи и красавицы
как параллельные прямые
в мое душе пересекаются.

Я не стыжусь, что ярый скепти
к
и на душе не свет, а тьма;
сомненье Ц лучший антисептик
от загнивания ума.

Будущее Ц вкус не портит мн
е,
мне дрожать за будущее лень;
думать каждый день о черном дне
Ц значит делать черным каждый день.

Мне моя брезгливость дорога,

мной руководящая давно:
даже чтобы плюнуть во врага,
я не набираю в рот гавно.
1 2 3 4 5