Довольно скоро выяснилось, что видеть сны человеку необходимо: в поисках возможности прокрутить ленту сновидений мозг начал запускать ее в необычное время – на других фазах сна, немедленно по засыпании. Его сразу обрывали – как только прибор сообщал о движении глаз, людей поднимали.
Лишение мозга сновидений длилось несколько суток. Мозг ответил на это галлюцинациями! Теперь наяву, в бодрствующем состоянии, испытуемым являлись видения, которые в нормальных условиях мозг, очевидно, отработал бы во сне. Приступ галлюцинаций проходил безвозвратно, если человеку давали спать, не прерывая приходящие сны.
Столь же убедительны были эксперименты психологов, показавших пути возникновения иллюзий. Было очень точно замечено однажды, что галлюцинации относятся к иллюзиям, как клевета – к злословию; у иллюзий и злословия есть (в отличие от галлюцинаций и клеветы) хоть крохотные, но реально существующие зацепки, которые вкривь и вкось толкует больное или озлобленное воображение.
Иллюзии вызывались у больных с помощью реальных шумов, которые им предложено было описать. За ширмой слышались едва различимые звуки: булькала вода, шелестела бумага, звенели осколки стекла, тикали часы, дерево терли о металл. Больные истолковывали эти звуки в строгом соответствии со своей бывшей профессией, интересами и тревогами, немедленно включая воображение и память. Моряк говорил, что скребут палубу, бьют склянки, бегут по трапу, даже разливают водку – пьют за победу.
Бывший пожарный с первых минут эксперимента воспринимал все как тушение пожара. Лишенный возможности включиться в эту воображаемую работу, он охрип от волнения, вспотел, потерял голос, метался по комнате. Он слышал, слышал, как плакали погорельцы, ломом крушили стену, заливали огонь водой, карабкались по дрожащей лестнице!
Другие, уловив в шелесте бумаги стрельбу из пулемета, активно включались в возникавшую перед ними картину боя: кричали, командовали, бегали по комнате, принимая участие в штыковой атаке.
Для одного больного ширма врачебного кабинета вдруг стала стеной его комнаты, где он жил с семьей. Он слышал, как жена убирала посуду, сын учил уроки, играло радио. Потом кто-то пришел, долго выколачивал золу из трубки, почему-то доставал из-под кровати чемодан. По прекращении опыта больной тоскливо сказал: «Кажется, он ей брошку подарил?»
Записи об иллюзиях, галлюцинациях, расстройстве чувства собранности и целости своего тела (психологи шутят, что у женщин это ощущение включает даже кончик пера на шляпке) заполняют истории болезни. Они невероятно разнообразны по проявлениям, общее у них – правдоподобие, реальность, четкость и явственность.
После болезни (познав ее на собственном опыте) прекрасный русский психиатр Кандинский, очень много сделавший для изучения галлюцинаций, описал собственные переживания: он летал по комнате в различных направлениях, стены расходились, смыкались и наклонялись вслед его движению. Его вертело и поворачивало, обдувал ветер, пол исчезал из виду, комната становилась бесконечной. Мастерская воображения, мобилизуя расстроенные ощущения, работала на болезнь.
Дидро писал, что наши ощущения – это свидетели в суде, а разум – судья, обобщающий их показания. Но если все свидетели лгут и разоблачить их невозможно, какое мнение может возникнуть у беспристрастно подводящего итоги судьи?
И вот уже в присутствии больного нельзя дышать – он невесом, он легок, как пылинка, – он, просто сам пылинка. Нельзя ставить что-нибудь на огонь – больной, утерявший ощущение границ своего тела, слился с миром, ему больно, когда что-нибудь ставится на огонь. А другому огонь опасен: он из дерева – хотите удостовериться?
Вкривь и вкось истолкованные больным разумом и без того ложные сообщения органов чувств порождают бред. Но об этом – чуть дальше. А сейчас я расскажу биографию больного, галлюцинации которого послужили основой для зарождения одной из величайших религий. Социальные условия, характер эпохи были фундаментом и двигателем возникшей религии, а болезнь основателя – только спусковым крючком, камешком, породившим лавину.


МАГОМЕТ, ОТЕЦ ИСЛАМА

Он родился в шестом веке нашей эры. Уже широко распространилось объединяющее христианство, а кочевники Аравийского полуострова жили еще разобщенными родовыми племенами, занимаясь на пустынных, выжженных просторах скотоводством, торговлей, грабежом караванов и затем торговлей награбленным. Каждое племя (род) имело своего бога, изображение которого хранилось в центральном городе – Мекке. Боги содержались в храме, воздвигнутом в честь упавшего некогда с неба Черного камня – этот крупный метеорит был объявлен святыней.
Со времени появления камня каждый кочевник должен был раз в году побывать в Мекке, семь раз обойти вокруг храма, семь раз поцеловать Черный камень и испить воды из святого источника, после чего можно было снова со спокойной душой грабить проходящие караваны чужого рода.
Междуусобица племен шла непрерывно, затихая на четыре месяца в году – время обязательного паломничества. Изображения богов уживались в храме вполне мирно, тут уже был даже Христос.
В месяцы поклонения богам в Мекку стягивались десятки тысяч паломников – естественно, сюда же приезжали и купцы, шла оживленная торговля. В двух соседних городах в эти месяцы происходили состязания поэтов-певцов. Произведения тех, кто лучше угодил правящему племени (в Мекке распоряжался один самый сильный род) вышивались золотом и вывешивались на стенах храма Каабы. Напечататься в такой золоченой стенгазете любой из поэтов почитал, естественно, за счастье, а неудачники ссылались на непонимание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94