Это была его последняя ошибка. Людвиг бросился к озеру, после недолгой борьбы утопил верноподданно кинувшегося за ним старика врача и, отправившись на место поглубже, утопился сам.
И все– таки его любили. О странностях знали только приближенные, а до того, как отстраниться от дел, он проявлял, по уверениям министров, ясность ума и понимание.


ДВА ЦЕЗАРЯ

Древний римлянин Гай Калигула почему-то помнится сегодня только тем, что на коне въехал в сенат. Читая о его жизни, поражаешься, что он вообще позволял сенату собираться. К сожалению, описать его характер в развитии невозможно, ибо из дошедших источников он предстает личностью уже вполне сложившейся, очень типичной для эпилептика, склонности которого некому было унять.
Особенности черт характера, неожиданность поступков и склад мировоззрения эпилептиков подробно описали многие поколения психиатров.
Приступы падучей были у него еще в детстве. Потом прошли. А характер остался и властно диктовал поведение.
Он был из потомственного рода правителей. Генеалогическое дерево этого рода время от времени приносило гниловатые плоды. Славные родственники так резали и травили друг друга, что порой юноши должны были скрывать свои чувства по поводу погибших близких, чтобы уцелеть самим, ибо правил в это время кто-нибудь из убийц. Такая доля выпала и молодому Гаю Калигуле. Он покорно молчал, будто забыв о несчастьях и смертях родных. Все, что он вынужден был сдерживать, он с лихвой наверстал потом. А пока – молчок. «Не было лучшего раба», – меланхолически замечает Светоний в своей книге о цезарях. «И худшего владыки», – добавляет он. Но мог бы не добавлять – одно всегда влечет другое. Вынужденную покорность молодой Калигула возмещал пока страстным интересом к зрелищам пыток и наказаний.
Солдаты знали его еще ребенком, часть знати была на его стороне, и после смерти Тиберия, вопреки оставленному завещанию, императором стал молодой Калигула. Начинающие полуправители обычно быстро присваивали себе еще должность верховного жреца и, закрепив тем самым власть над надсмотрщиками душ, становились владыками абсолютными.
Так что, кроме природных черт болезненной психики, Калигула приобрел еще и профессиональную болезнь тиранов: манию величия и страх преследования. Все проявления этого тройного комплекса (безудержно вспыхивающая жестокость, величие и страх), вполне типичного монархического набора, благодарные потомки сохранили в памяти в виде эпизодов его трехлетнего владычества.
Калигула чтил память предшественников и лил слезы над их гробницами – к сентиментальному счастью окружающих (а сразу после этого сотнями казнил современников – из лучших, кому имел основание завидовать). И над их могилами плакал тоже. Объявил амнистию, и благодарные грабители слагали о нем народные песни. Часто устраивал игры – бои гладиаторов и травлю диких зверей (зверей – людьми и наоборот), и, напичканные ежедневными зрелищами кровавых убийств, его сограждане легче относились к исчезновению соседей. Щедро присваивал звания тем, на кого рассчитывал опереться, и разбрасывал подарки толпе. Восстановил народные собрания (решения предписывались им заранее). И на государственные деньги нанимал хвалителей, которые на всех углах превозносили божественного Калигулу. Устраивал состязания в красноречии (из которых всегда выходил победителем), строил храмы, цирки и театры.
Все вышеперечисленное снисходительный Светоний записал Калигуле в плюс. И потом добавил: теперь остается охарактеризовать его как чудовище.
При помощи присланного яда отправилась на тот свет его бабушка. На погребальный костер любящий внук смотрел из окна своей пиршественной столовой.
Потом он убил брата. Причиной было то, что брат, отправляясь в гости, якобы принимал противоядие – Калигула обиделся на эту. неродственную подозрительность. Тестя своего он принудил к самоубийству: тот отказался в плохую погоду отправиться с ним на морскую прогулку.
Старых, уважаемых сенаторов, занимавших высшие должности, заставлял подолгу бежать за своей коляской. И те бежали с радостью: позабавить монарха значило отложить свое печальное исчезновение. Ибо, тайно предав казни многих сенаторов, Калигула продолжал вызывать их на заседания и лицемерно удивлялся, что их нет.
Большинство своих прежних друзей он изуродовал наложением клейма и отправил в рудники или на постройку дорог за то, что они либо неодобрительно отозвались о нем, либо недостаточно восторгались вслух его гением. Кроме того, убивались все, кому народом или сенатом за что-либо оказывались почести, – Калигула не мог видеть славы, достающейся другому, он впадал в гнев, и участь конкурента решалась немедленно. У каждого из цезарей была своя личная гвардия – отборные головорезы, умеющие пить, убивать и подчиняться. Преступления, совершаемые ими вне службы, снисходительно покрывались, плата была фантастически высока – в преданности и рвении сомневаться не приходилось.
Иногда, в видe эксперимента по долготерпению, Калигула приказывал запирать городские житницы и подвергал народ голодовке. Народ безмолвствовал. Калигула часто повторял стих из древней трагедии: «Пусть ненавидят, лишь бы боялись». А однажды в порыве гнева на толпу, рукоплескавшую в цирке (не ему!) гладиатору, он воскликнул: «О, если бы весь народ римский имел одну голову!»
Он построил огромный храм, посвященный самому себе, с особыми жрецами и замысловатыми жертвоприношениями. В храме стояла его статуя в естественную величину, сделанная из чистого золота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94