Так вот, мы сидели у него, и одна из женщин, посмотрев на верблюдов, сказала:
– Знаете, вспомнила смешной случай. У нас в институте поспорили два биолога, и один другому неосторожно сказал, что ничем при случае не докажешь, что ты не верблюд, если вдруг понадобится. Второй промолчал, но, уходя, гордо шепнул мне, что у него в домоуправлении – приятельница. Назавтра он принес справку, где печатью и подписью черным по белому удостоверялось, что податель справки «не верблюд, а старший научный сотрудник». Здорово, да?
Один из гостей, солидный сорокалетний инженер, вдруг оживился и суетливо задвигал кадыком – так собака глотает слюну при запахе еды.
– А нельзя ли достать эту справку? – льстиво заглядывая в глаза, спросил он у рассказчицы.
Было очевидно, что будь у него хвост, он бы им сейчас вильнул.
– Зачем она вам? – удивились все.
– Я собираю справки, – сказал он печально и гордо. – У меня их уже восемьдесят шесть, и среди них есть уникальные.
Собиратель ушел провожать рассказчицу о верблюжьей справке и был сама влюбленность. Он уважительно держал ее под руку мертвой хваткой и искательно улыбался широкой эмалированной улыбкой.
Возвращаясь, я твердо решил, что болезнь эту стоит описать.
Весь год я много ездил, и в одном северном городке мне посоветовали повидать известного врача-коллекционера.
На нажатие кнопки; откликнулся звонок где-то в глубине квартиры, послышались шаркающие шаги, подозрительное «кто там?», бдительный расспрос, и загремели четыре засова. Сухонький старик небольшого роста узнал, кто меня прислал, и усадил за стол.
– О моей коллекции книг по медицине вы знаете? – обеспокоенно спросил он.
Четыре тысячи книг на восьми языках (сам он знает лишь один) и несколько тысяч газетных вырезок. Но главная научная ценность коллекции, сказал он мне, затаенно улыбаясь, совсем не в книгах, а в листочках, вложенных в каждую из них. На листочке коротко написаны его мысли по поводу изложенного в книге. Я проглотил вопрос о методе прочтения книг на незнакомых языках и присмотрелся к нему внимательней. Коллекцию уже многократно пытались украсть, сказал он (и вздрогнул), но главное, что очень часто он читает в иностранных журналах цитаты из написанного им на листках – без ссылки на него (и вздохнул). Поэтому на всякий случай он держит все эти книги в мешках в подвале, а ключи носит с собой. Но цитирование листков продолжается.
Интересно, что сотрудники на мои осторожные вопросы сказали, что они всё знают и понимают, но старик – превосходный диагност, и мания его носит чисто домашний характер. Они же и рассказали мне, что такое завершение собирательства вполне логично? Известен коллекционер старинного венецианского стекла, который уже несколько лет стоит, отказываясь сесть, а спит лишь на боку, часто и тревожно просыпаясь. Он уверяет, что часть тела, на которой сидят, сделана у него из тончайшего хрупкого стекла, и очень бережет этот ценнейший экспонат.
Постепенно я понял, что коллекционирование – высокая маниакальная страсть. Люди собирали открытки, авторучки, значки, плакаты, карандаши, чашки, штопоры, письма. Я видел женщину, собирающую любовные письма. У нее уже полный чемодан, на днях она покупает второй.
Ключи, замки, вазы, случаи. Можно коллекционировать цитаты, этикетки от спичек, сырков и чая, папиросные и сигаретные пачки, пуговицы, камни, афоризмы, мундштуки, зажигалки, репродукции. Я нашел одного собирателя анекдотов, это самый счастливый человек на планете. У него двенадцать огромных бухгалтерских книг. Анекдоты он перенумеровал и составил каталог из одних номеров. По вечерам он листает его и тихо смеется.
Говорят, что Форд собрал у себя коллекцию автомашин разных стран и годов. Собирать такую коллекцию не каждому по карману, но идея эта легко проникла в текстильную промышленность. Прошлым летом на одной научной конференции я видел женщину в платье, где на желтом фоне были нарисованы несколько десятков моделей машин.
Есть любители книг с автографами – однообразие дарственных надписей нарушается чрезвычайно редко. (Я видел книгу Омара Хайяма с надписью «Сонечке от автора» и датой прошлого года.) Это косвенно связано с любителями знаменитостей, собирающими фотографии и имена. А так как спрос рождает предложение, то появились и давно существуют люди, поставляющие ценные реликвии, подлинность которых не оставляет сомнений только у приобретателей.
Попытаемся приблизительно сформулировать основные законы течения этой высокой маниакальной болезни. Само собой очевидно, почему мы собираем коллекции: они расширяют узкие пределы существования, сообщают ему всемирность, широту и ощущение размаха. Помните у Блока:

Случайно на ноже карманном
Найди пылинку дальних стран;
И мир опять предстанет странным,
Окутанным в цветной туман.

Раковины, выловленные бутылки, экзотические виды, старые мореходные карты. Однако есть в каждом собирательстве непременные общие черты – основные законы, честь формулировки которых автору хотелось бы застолбить.
Закон основной и первый: главное в коллекции – возможность ее показывать и о ней упоминать.
Закон второй и тоже основной: единственная цель коллекции – приумножение ее, покуда теплится жизнь. А поскольку сформулирована цель, она сама собой оправдает средства, – этот афоризм, как ясно теперь каждому, придумали не тираны древности, а тихие собиратели. Поэтому так не любят приглашать коллекционеров в дома, где есть предметы их страсти.
И третий – печальный, но существующий закон: чем интеллектуальней коллекция, тем реже хозяин пользуется ею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94