Он разметал смешные барьеры, сдерживавшие мир изнутри одной лишь идеей барьера, — и мир разлетелся, как лоскуты разбросанного ветром тряпья.
В тот последний миг, когда исчезал мир-тюрьма, созданный для единственного узника, смуглый человек с орлиным носом, черными, как смола, глазами и шрамом на щеке сказал, давая поглотить себя набегающей тени:
— Спасибо тебе, брат, — и исчез вместе с очередным разрушающимся миром, впервые не им самим сокрушенным.
Но Странник не услышал слов Джека. Ибо он перешагнул границы материального мира — он изменил идею самого себя, то, что принадлежит миру абстрактных сущностей. И изменился сам.
\Out-of-life
• Open file 'deadman.jazz'
• Deadman — file is packed. Open with zip/rar/grave?
В начале марта, незадолго до того, как мы с Шелестом легли на дно, произошел этот эпизод, о котором пойдет речь ниже. Сама сцена была настолько тяжелой, что я небезуспешно пытался ее забыть; в результате остались лишь символы — символические видения, символические слова, символические слезы.
...Шелест шел, привычно раздвигая плечом невидящих людей; я поспевал за ним с трудом — еще не освоился с тем, что для окружающих я неотличим от пустого места. Меня всякий раз коробило, когда по мне проскальзывал очередной безразличный взгляд. Люди-привидения шли через толпу, незамеченные и неузнанные. Это были мы с Шелестом.
— Куда ты меня ведешь? — спросил я в который раз и получил привычный ответ: «Увидишь».
Мы шли по каким-то помещениям, где сновали люди; мы шли по коридорам с чистыми стенами и рядами пластмассовых сидений возле дверей, оснащенных табличками; это была городская больница. Шелест уверенно шагал, не теряясь в бесконечных переходах, а я спешил за ним, снедаемый смутной и мучительной догадкой. Наконец мы спустились в подвал, где было меньше народа и больше дверей, которые приходилось открывать, прислонив к электронному замку коробочку магнитного взломщика, оснащенного программой подбора кодов.
За одной из дверей оказалась небольшая чистая палата с одной-единственной кроватью. У стены стояла аппаратура жизнеобеспечения; человек в больничном халате, лежащий на кровати, находился полностью во власти приборов, и с жизнью его связывало не больше, чем связывает опавший лист, зацепившийся за выступ коры, с породившим его деревом.
На кровати лежала Виктория. В белом чепчике, под который были убраны волосы, с россыпью угрей на подурневшем, бледном и осунувшемся, но сохраняющем следы былой красоты лице. Ее руки лежали вдоль туловища, тонкие белые пальцы были неестественно ровно расположены поверх простыни. Рядом с головой стоял прибор, по экрану которого ползла нарушаемая редкими всплесками линия сердцебиения.
— Она уже два года находится в коме, — сказал Шелест. — Хорошие врачи не берутся ее вывести, а другим я не доверяю. В этой больнице ее содержат на средства, которые я перевел анонимно с помощью Кэти.
— Но... — пробормотал я, — но ведь я встречался с ней буквально месяц назад! Как же так?..
— Ты встречался в Иллюзионе. Ты же видел модули Омнисенса, которые способны взаимодействовать с Иллюзионом, включая в картину псевдореальности виртуальные предметы и персонажей так, что ты не замечаешь подмены. Ваши встречи проходили именно в таких модулях.
— Она... Она живет в виртуальном пространстве?
Шелест пожал плечами.
— Существует. Не уверен, что мне удалось захватить ее сознание или хотя бы часть его, но если так, то она живет там. Возможно даже, что она нашла себе занятие по вкусу.
— Невероятно, — прошептал я, осторожно касаясь руки — белой, высохшей, неподвижной. — Так значит, все это было неправдой — наши встречи, разговоры, прикосновения, слова, любовь! Все оказалось обманом!
— Для нее тот мир настоящий! — резко возразил Шелест. — Да и ты верил в реальность ваших встреч. И теперь ты готов так просто отказаться от нее — только потому, что в действительности она такая? Да ты законченный эгоист!
— Но кто устраивал нам встречи? — спросил я. — Уж не ты ли, Шелест? Зачем?! Для чего тебе это было нужно?
— Я заботился о ней, — глухо ответил Шелест. — Я хотел, чтобы ей было хорошо, чтобы она жила — хотя бы так. Понимаешь, она была... моей подругой.
Я ошеломленно замолчал. Потом спросил:
— Так она была твоей девушкой? И, наверное, любила тебя? Что же с ней произошло? Несчастный случай, катастрофа? Автомобильная авария?
Шелест нехотя кивнул. Слова обвинения сами собой полились из меня.
— И ты выбросил ее в виртуальность и подкинул мне? Виртуальный сводник! А почему ты не остался с ней, здесь, у этой постели? Ты, обвиняющий меня в эгоизме! Почему не посвятил свою жизнь ей, а? В память о вашей нетленной любви не остался разделить ее судьбу? Или не такой уж она была нетленной?
— После того, что произошло, — тихо ответил Шелест. — После того, что случилось, я уже не смог с ней встречаться... там. Я ведь помнил, какой она была здесь... живой. А приковать себя к постели безнадежного человека — это, поверь, не лучший способ чтить его память.
Я распалился и уже не мог контролировать себя; слова сами просились наружу.
— Да ты просто подонок, Шелест! Тебе нравилось ее использовать, но когда она оказалась вне твоей игры, ты приспособил ее для других целей, как свою игрушку. Соблазнить меня, например! Завлечь в твои сети. Так вот какова цена твоей любви! Да и способен ли ты любить, проклятый фанатик!
— А ты?! — не выдержал Шелест. — Ты-то сам кто? Ведь ты любил ее, наверное, не меньше, чем я. И стоило тебе увидеть неподвижное тело, быстро же ты переменился! Вместо того чтобы, как ты сказал, приковать себя к ее постели, увековечив тем самым вашу любовь, ты набрасываешься с обвинениями на меня!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99