Следующие три дня они старались отвлечься, занимаясь чем-нибудь посторонним. Не сговариваясь, оба не проронили ни слова об алмазах. И, что тоже показательно, больше не спускались в подвал упражняться в стрельбе.
Они сходили в театр на пьесу, в которой актерам лучше удавался показ голого тела, чем диалоги; пообедали в кабачке «У Альваро», были в зоопарке и даже на аукционе «Сотби», где Марен пыталась купить почти все и в конце концов приобрела за восемьдесят тысяч долларов рисунок Пикассо – при таких расценках получалось, что художник работал за сто сорок долларов в секунду.
Оставшись дома, они читали все что под руку попадется, смотрели телевизор, не вникая в суть происходящего на экране, срезали в саду желтые розы, играли в трик-трак и делали при этом столько глупейших ошибок, что казалось, будто оба хотят проиграть. По взаимному молчаливому соглашению, никакой любви. Они жили, не замечая ничего вокруг, просто механически передвигались. Часто они просили друг друга повторить только что сказанное. Мысли обоих занимал один и тот же предмет: хранилище. Огромная, вырытая под землей сокровищница, одетая четырехдюймовой броней. Они оба, каждый по отдельности, пытались найти решение. Но неуязвимость хранилища их обескураживала. Способа проникнуть внутрь просто не существовало – а если бы он и был, оставалось неясным, как они смогут унести четыре тонны алмазов, не подвергая себя риску быть продырявленными в нескольких местах снайперами Системы или превратиться в головешки, наткнувшись на лазерный луч.
Абсолютно неосуществимо.
К такому заключению пришел Чессер. Ему нелегко было отказаться от этой идеи. Он уже привык к мысли, что его ожидают необыкновенное вознаграждение и полное отмщение. Но придется звонить Мэсси и говорить ему, что ничего не получится. Нет никакой необходимости обсуждать это с Марен. Теперь-то она убедилась, насколько он был прав, говоря, что никому не удастся оставить Систему в дураках.
Чессер решил пойти прогуляться, а по возвращении позвонить Мэсси.
Намереваясь вернуться через десять, максимум пятнадцать минут, он вышел из дому, повернул на Олбани-стрит, прошел Глостерские ворота и вошел в Риджент-парк. День был серый и пасмурный, но временами проглядывало солнце, и тогда хмурый пейзаж на мгновение оживал, расцвеченный в яркие тона. Смотреть на это было весело.
Чессер поискал пустую скамейку. Сел лицом к зеленой парковой лужайке, на которой гуляли матери с детьми и лежала влюбленная парочка. Проходивший мимо полицейский сделал им замечание. Было заметно, что он говорит это только для проформы, чтобы успокоить разгневанных мамаш. Любовники отодвинулись друг от друга, но едва он отошел, они снова были вместе, уверенные, что он не станет оборачиваться.
Чессер поднялся, чтобы идти домой. Но, дойдя до Принс-Альберт-роуд, он, повинуясь внезапному порыву, повернул на Парквей. По пути он разглядывал витрины магазинов, где была выставлена всякая дешевка: мороженая рыба, синтетические платья и сделанные из прозрачной пластмассы женские ножки до талии – манекены, демонстрирующие колготки телесного цвета. В булочной он соблазнился на полдюжины ячменных лепешек, но они оказались тяжелыми, словно гипсовыми. Он оставил пакет с лепешками на ступенях какого-то здания и пожалел того голодного беднягу, который их найдет.
Он шел домой с тягостным чувством в душе. Надо немного развеяться по дороге, нельзя приходить таким к Марен. Он зашел в книжный магазинчик, которого раньше не замечал, взял с полки иллюстрированный путеводитель по Португалии, выглядевший довольно привлекательно. Может, стоит предложить Марен отправиться туда? Он внимательно изучал фотографии: обнаженная женщина в море, у самой кромки прибоя – рождение Афродиты. На выпуклом треугольнике темных волос повисли блестящие капли, ноги раздвинуты, изумительно гладкая кожа, возбужденно торчат соски. Он пообещал себе и Марен, что в Португалии они будут много и хорошо любить друг друга.
Чессер воспрянул духом. Он обратил внимание на противоположную стену, полностью заставленную книгами в бумажных обложках. Решил купить парочку, чтобы оправдать свое долгое отсутствие. Однако его радовало то, что Марен обязательно поинтересуется, где он был. Он взял несколько книг наугад. И в этот момент – в точности так, как предсказала Милдред, – до него дошло, что могут означать слова «положитесь на черного». По крайней мере, одно из возможных толкований этого зашифрованного послания. Он взял с полки еще одну книгу. Странно, как он к этому пришел, будто кто-то привел его сюда, чтобы тут ему открылась истина. Все это, конечно, ерунда, но Марен посчитала бы это подтверждением сверхъестественных способностей Милдред.
Вернувшись домой, он обнаружил Марен в гостиной у дивана. Из стереопроигрывателя неслись звуки «Лед Зеппелин». На Марен не было ничего, кроме шелковой простыни, которую она заколола булавкой под подбородком. Белая материя скрывала ее волосы, придавая лицу ангельское выражение, и окутывала ее целиком мягкими складками. Марен сидела на полу, опершись спиной о диван и согнув ноги, чтобы было на что положить большую папку рисовальной бумаги, на которой она что-то писала. Листы с отчетом Уотса она использовала как черновик.
Она не взглянула на Чессера, пока не закончила мысль. Он сразу понял, что ее настроение изменилось. Она снова была той неукротимой Марен, которую он знал и любил. Но все равно ей придется смириться с мыслью, что ограбление отменяется из-за технической невыполнимости задачи.
Он сел рядом с ней и поцеловал в подставленную щеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103