Вцепившись друг в друга, катались по полу, стараясь задушить, ударить головой, убить… Кузьмин первым вскочил на ноги и тут же нанес мне удар ногой в лицо. Удар был страшным. Я почувствовал, как что-то хрустнуло в основании черепа. Я даже удивился, что еще соображаю после такого удара. Кузьмин решил: меня пора добивать – и немного подался назад, чтобы обрушиться с новой силой. Я увернулся от удара, ухватил Кузьмина за ногу и изо всех сил ударил его ногой в живот. Этот удар дал мне возможность вскочить на ноги, хоть я и получил удар кулаком. Кулак скользнул по лицу, сдирая эпидермис. Теперь очередь была за мной. Мой кулак врезался Кузьмину в челюсть. Я бил снова и снова. Мой очередной удар отшвырнул Кузьмина к двери, которая неожиданно поддалась и Кузьмин ввалился в подвальное помещение. Это был винный погреб.
Когда я вскочил туда, Кузьмин стоял на ногах. В руках у него была стеклянная трубка, которой «насасывают» вино. Эта трубка переломилась о мои плечи.
Я нанес второй удар ногой противнику в пах. Он согнулся от боли, и я широко размахнувшись, нанес сокрушительный удар кулаком снизу в лицо. Кузьмин грохнулся головой о дно огромной бочки, которая была установлена горизонтально. Оно не выдержало удара. Молодое вино хлынуло вместе с продавленным днищем, красными волнами лилось прямо мне под ноги. Воспользовавшись моим замешательством, Кузьмин нанес мне очень сильный удар по почкам. От боли у меня потемнело в глазах. В ту же секунду последовал новый удар, гораздо более сильный, чем предыдущий. Я упал на колени в лужу вина, обхватив руками бока.
– Как тебе школа майора Иванова, а, Юрген? Знаменитый Юрген! Каково, а? – бешено орал Кузьмин. – Ну как, приятно умирать? Ты – покойник, Юрген!
– Гнида! – выкрикнул я, заставляя себя встать, но пол сделался чересчур скользким. Я понял, что если не встану, то это конец.
Но пол оказался скользким не только для меня. Кузьмин хотел прыгнуть, чтобы обеими ногами проломить мне грудную клетку, но поскользнулся, и упал на колено. Этого было достаточно, чтобы я вскочил и локтем нанес удар противнику в переносицу. И тут же, не давая ему опомниться, принялся бить Кузьмина, вкладывая в удары всю свою злость и ярость.
Под этим безумным натиском тот попятился. Вытащив из-за пояса пистолет, со злостью прохрипел:
– Я убью тебя, Юрген! Я пристрелю тебя! – на губах его выступила пена, как у больного бешенством пса.
Мне под руки попалась точно такая стеклянная труба для вина, какой недавно огрел меня Кузьмин. Со всего размаху, делая движение как при штыковой атаке, я вонзил трубу в грудь взбешенного противника. Труба угодила Кузьмину меж ребер и проткнула сердце.
Я смотрел на обломки стекла, которые глубоко вонзились мне в ладони, смотрел на то, как из косого обломка, торчащего из груди противника, захлестала яркая струя.
Кузьмин ничего не понимал. Он выронил пистолет, ухватился за стеклянный обломок и попытался вытащить его из груди… И в тот же миг начал медленно опускаться на колени, а затем как-то спокойно повернулся на бок и сполз в красно-кровавое месиво на полу.
Я не мог оторвать взгляда от поверженного противника. Кровь три или четыре раза толчками выкатилась между пальцев, охвативших стеклянное жерло… и потекла медленной струйкой, все время истончавшейся.
…За бочками в винном погребе я нашел дверь, обитую жестью, разбил ее и обнаружил еле живую девушку. Она едва могла двигаться.
– Людмила, я пришел, Люда! – говорил я. Девушка устало улыбалась. Я развязал ее. Капроновые веревки глубоко врезались в тело.
– Шевелись, разомнись, нам предстоит еще отсюда выбраться, – говорил я. – Здесь полно врагов…
Действительно, наверху раздавались крики команд. Было непонятно, кто командовал. Мы вышли в винный погреб, взобрались по лестнице в коридор. Никого. Я разыскал автомат Кузьмина. Мы пробрались на второй этаж. Боже, сколько денег вгрохано в убранство виллы! Картины, ковры, шикарная мебель, паркет… Денег у генерала куры не клевали. Может, чем больше денег, тем больше всего хочется? Но вагон мандаринов ведь в одиночку не съешь! Нужна власть. Где власть – там сила, где сила – там насилие, смерть, разрушение. Разруха – это отсутствие денег. Происходит цикл саморегуляции…
Я выглянул в окно второго этажа со стороны ранее охраняемой стены. Никого. Сможет ли моя девушка спрыгнуть вниз? Я обрываю штору из мягкой и шелковистой ткани с вычурным рисунком. Один конец наматываю себе на руку, а другой вручаю Людмиле.
– Держись покрепче!
Спускаю девушку из окна. Только бы никто не помешал! Выпрыгиваю следом. Теперь следует перелезть через стену. Это проще. Вначале я убеждаюсь, что в проволоке наверху нет тока. Нет. Все разрушено взрывами. Девушка карабкается мне на плечо, цепляется за проволоку и охает. Колючки впились ей в ладони.
– Тише, потерпи еще немного, – мой голос придает ей сил.
Из-за дома доносятся голоса. Людмила наверху стены. Она пытается слезть, но ее что-то не пускает. Она намертво зацепилась брюками за колючки.
– Расстегивай брюки, – шепчу я. Я уже на той стороне стены. – Расстегивай брюки и давай мне сюда руки. Вылезай…
Людмила выскальзывает из брюк, словно змея из своей старой, ненужной ей кожи. Брюки повисают на колючей проволоке. Я пытаюсь их отцепить, но они еще больше запутываются.
Мы уходим подальше от стены, подальше от проклятого дома с дымящимися, неестественно прекрасными гобеленами на стенах.
Я – полностью невидимый в камуфляже, а девушка – в белом треугольнике плавок.
…Занимался рассвет. Теперь было хорошо слышно, что и в городе звучит перестрелка и даже грохочут орудия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183