Тут я увидел нахмуренное лицо папы. Он на меня смотрел такими глазами, что я не знал, куда деваться. Да, мне от него крепко попадет. И черт меня дернул переодеться в этот дурацкий балахон, ермолку, вымазаться сажей и глиной. Теперь мне ребятишки прохода не дадут. Все будут меня дразнить. А что скажет отец – я боялся даже подумать. Хоть домой не возвращайся.
Нет, вам незачем было мне завидовать. По глазам Кивы я понял, что не ударил сегодня лицом в грязь, танцевал, выкручивался прилежно, слушал все его команды, и он мною остался доволен. Но я был обессилен и насквозь пропотел.
Нет, никаким мороженым, никакими котлетами больше меня на сцену не заманите. Это было в последний раз.
А тем временем, старый цыган с суровым лицом неустанно скрипел на своей шарманке. И время от времени его попугай извергал:
– Попка дурак! Макар дурак! Макар дурак!
И все это вызывало у публики бешеный восторг. Можно поклясться, что ни бендюжники, ни грузчики в жизни так не орали, не смеялись, как в этот субботний день.
После вихрястого танца Кива Мучник пришел немного в себя, подошел ближе к цыгану, кивнул ему, чтобы играл потише, и запел своим божественным голосом песенку, которую весь зал дружно подхватил:
– Йоме, Йоме, спой мне про девочку:
чего хочется ей?
– Ей хочется в новых ботиночках гулять.
– Так придется заказать!
– Нет, ой мамочка, нет! Не это нужно мне –
другое на уме!
– Йоме, йоме, спой мне про девочку,
чего хочется ей?
– Ей хочется в новом пальтишке гулять.
– Так придется покупать!
– Нет, ой мамочка, нет!
Не это нужно мне, – другое на уме!
– Йоме, Йоме, спой мне про девочку:
чего хочется ей?
– Ей хочется замуж, чтобы с мужем гулять.
– Так придется свата звать!
– Да, ой мамочка, да!
Давно бы угадать!
Ой мамочка, когда?
Едва он закончил эту незамысловатую песенку – казалось, в зале грянул ураган, трудно было унять публику. Она так кричала, так хлопала, как бендюжники еще в жизни не хлопали.
И, воспользовавшись этой неожиданной бурей, мы с Кивой смылись незаметно для публики. И на этом представление окончилось.
Только тогда, когда мы прибежали на пустырь, что неподалеку от нашего дома, почувствовали себя, будто заново родились на свет. Сняли чужое тряпье, ермолки, бороды, парики и стали похожи на людей. Приводили себя в божеский вид, вытирали рукавами сажу с лица, краску. Мы были безмерно рады, почти на седьмом небе. Спасибо братьям – бендюжникам и грузчикам, что не избили нас. Могло дело кончиться куда трагичнее.
Успокоившись немного после пережитого, я отправился в свое постоянное убежище, в конце нашей улочки, за сгоревшим заезжим домом, где возвышался целый лес бурьяна и где постоянно в минуты опасности прятался я с Кивой и никакой черт нас не мог найти. Даже не все из моих братишек знали наше укромное местечко. Сегодня же решил здесь вовсе заночевать. Бежать домой, где меня встретит с ремнем отец, не очень-то хотелось после всех переживаний.
Хорошо Киве Мучнику, что отец его нeбольшой любитель театрального искусства и на представление не пришел. Пообедав дома, слегка закусив и выпив добрую чарку по случаю святой субботы, он лег и тут же уснул сном праведника, и рухни теперь весь городок – он не проснулся бы, а продолжал спать.
Мне показалось, что на этом кончились моя театральная карьера и все мои муки. Я вытянулся и, почувствовав блаженство рая, глядел в синее чистое небо, где не было ни одной тучки и вообще никакой опасности мне не грозило.
6
Когда исчез мой дружок, я и не заметил. Он будто сквозь землю провалился. Прошло, казалось, совсем немного времени, как я услышал быстрые шаги в бурьянах, сильное сопение и не на шутку испугался.
Какой дьявол может сюда явиться? Здесь волкам впору водиться.
Но это были не волки, а сам Кива Мучник.
Большие воспаленные глаза его сверкали неспокойным блеском. Он весь был красен, как бурак, чем-то встревожен. С трудом переводя дыхание, Кива нагнулся надо мной и сказал:
– Давай быстренько поднимайся, дело есть. Только смотри. Молчок. Между нами… Понял?
Я испуганно посмотрел на него:
– Ты что, какую-то новую чушь затеял? Хватит с меня одного театра!.. – И я сердито отвернулся от него.
Кива разразился раскатистым смехом.
– А ты уж испугался? Лучше вставай, лодырь! Пойдем перекусим чего-нибудь… Я ведь тебе обещал мороженого и котлет. Те босяки разбежались, пусть теперь и кусают себе локти. А ты оказался мужчиной. До конца был со мной – значит, честно заслужил.
Оглянувшись пугливо, он поторопил меня:
– Давай, Борик, быстрее. Я голоден как собака, а ты, вижу, – как сто волков…
Я повернулся на другой бок и сквозь зубы процедил:
– Хватит с меня. Насытился твоим театром. Не морочь мне головы. Никуда больше с тобой не пойду. Хочешь, видно, втянуть меня еще в какую-нибудь халепу… Ищи ослов в другом месте!
– Брось дурака валять! Я не обманываю. Пошли, не пожалеешь. Достал немножко деньжат. Вот и погуляем. Покушаем, аж дым пойдет!
И потрогал карман, в котором солидно что-то хрустнуло.
Его глаза засияли задористыми искорками. Он вскочил с места и потянул меня за собой.
– Да брось ты дурака валять! – рассердился я. – Ведь сам видел, что ни единого билетика ты не продал. Откуда деньги?
– Откуда? От верблюда! Пусть тебя это не волнует. Расплачиваюсь за все я. Понял? Быстренько пошли!
Что ж, попробуем. «Чем черт не шутит, когда бог спит», – подумал я, внимательно посмотрев на возбужденного дружка, и поспешил за ним.
И куда, вы думаете, он меня привел, этот разбойник? На базар, к киоску, где продавали мороженое? Как бы не так!
Он меня привел в городскую столовую, вернее, ресторан с многообещающим названием «Франция», куда нас, малышей, на пушечный выстрел не подпускали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17