Часть проводов от головы Джорджа вела к нему, часть, как сообразила Хитер, – к обычному энцефалографу. Стало быть, вот он, этот хваленый Аугментор, вокруг которого весь сыр-бор и разгорелся.
Доктор приблизился к ней, сидящей в глубоком кресле яловой кожи. Хитер давно уже успела позабыть, какова натуральная кожа на ощупь. В принципе почти как винил, только пальцам почему-то приятнее. Хитер испуганно напряглась, она не могла угадать, чего ждать ей теперь от Хабера. Он возвышался над нею, монументальный, точно некий триединый шаман-медведь-кумир.
– Наступает кульминационный момент, миссис Орр, – заговорил доктор, приглушив свой бас. – Кульминация долгой серии тщательно продуманных экспериментов. Именно к сегодняшнему финалу, я бы сказал, финалу-апофеозу, мы приближались столь медленным шагом все прошедшие недели. И я весьма рад, что вы здесь, хотя, признаться, приглашать вас не собирался. Тем не менее присутствие ваше наверняка прибавило пациенту уверенности, укрепило ощущение подлинной безопасности. Он знает, что откалывать на ваших глазах какие-либо номера я не стану, не так ли? И я абсолютно уверен в успехе, тут уж действительно никаких фортелей. У нас не цирк, здесь все без фокусов. Как только страхи перед сновидениями, обуявшие пациента, рассеются, напрочь исчезнет и наркотическая зависимость. Элементарная причинно-следственная связь… Но пора взглянуть на энцефалограф, пациент, должно быть, уже видит сон, прошу прощения.
Доктор стремительно, вопреки всей своей массе, пересек комнату. Хитер осталась в кресле, издали вглядываясь в отрешенное лицо Джорджа, отрешенное совершенно и безвозвратно – точно таким же мог бы выглядеть он и на смертном одре.
Хабер неотрывно хлопотал над своей машинерией, не обращая больше на Орра никакого внимания.
– Вот, – проронил доктор негромко. «Это он сам с собой говорит, – решила Хитер и не ошиблась. – Вот оно. Сейчас. Вот небольшой разрыв, крохотная пауза второго уровня между сновидениями. – Доктор подкрутил что-то на стенном пульте. – Пожалуй, предпримем еще одну маленькую проверочку… – Он возвращался к Хитер, и снова ей захотелось раствориться, слиться с обивкой кресла, стать невидимкой. Казалось, доктор вообще не находит в молчании никакого смысла. – Ваш супруг, миссис Орр, сослужил неоценимую службу науке, да и всему человечеству. Совершенно уникальный пациент. То, что мы с его помощью узнали о природе сновидений, об их влиянии, как положительном, так и отрицательном, на терапию, буквально бесценно для жизни во всех ее проявлениях. Вы ведь знаете, с какой целью основан ЦИВЭЧ, помните, наверное: Центр исследования вариантов эволюции человека? Случай с вашим мужем открывает воистину невероятные, буквально беспредельные возможности эволюции человечества, бесконечный путь его совершенствования. Удивительно, чем только может завершиться, казалось бы, заурядное обследование по поводу злоупотребления препаратами! Просто в голове не укладывается. А самое удивительное, что докам из медхрана хватило ума подарить этот случай мне, буквально на блюдечке поднести. Не часто встретишь подобную проницательность у академиков от психиатрии. – Хабер ни на миг не отрывал взгляда от наручных часов. – Ладно, пора обратно к нашему бэби. – Похлопотав возле Аугментора, доктор громко объявил: – Джордж! Ты спишь по-прежнему, но теперь можешь меня слышать. Можешь слышать и поймешь все, что я сейчас скажу. Кивни, если слышишь.
Голова Джорджа, все с той же миной безучастности на лице, слегка дернулась – как у марионетки на ниточке.
– Хорошо. Теперь слушай внимательно. Сейчас ты увидишь еще один отчетливый сон. Ты увидишь… большую фотофреску на стене – здесь, в моем кабинете. Огромную фотографию Маунт-Худа, сплошь покрытого снегом. Тебе приснится, что эта фреска висит прямо над столом. Приснится ярко и отчетливо. И это все. Сейчас ты уснешь и увидишь сон… Антверпен! – Доктор снова прильнул к аппаратуре. – Ага… – выдохнул он, – вот оно… О'кей… Отлично!
Едва слышно шелестело оборудование. Джордж лежал по-прежнему безмолвный. Даже Хабер, замерев, перестал бормотать себе под нос. Мертвая тишина повисла в большой мягко освещенной комнате со стеклянными стенами, исполосованными дождем. Доктор стоял возле энцефалографа, не сводя глаз со стены над письменным столом.
Ничего не происходило.
Хитер описала пальцем кружок по упруго-волокнистой обивке подлокотника, по нежной материи, некогда облегавшей живое существо тонкой защитной пленкой между чувствующей плотью и безучастным космосом. В памяти всплыла мелодия вчерашней старинной записи, всплыла и зазвучала уже неотвязно.
Что ты увидишь, когда погаснет свет?
Может, меня среди звезд и планет?
Казалось просто невероятным, что Хабер в состоянии безмолвствовать столь долго, стоять так неподвижно. Лишь однажды его пальцы шевельнулись, поправляя что-то на пульте, – и снова он застыл, вперившись в глухую отделанную деревянными панелями стену.
Джордж вздохнул, вяло поднял руку, уронил снова – и проснулся. Мигая, уселся. И сразу же обратил взгляд на Хитер – как бы желая удостовериться, что она все еще здесь, никуда не подевалась.
Изумленно вздев брови, Хабер молниеносно утопил клавишу на пульте Аугментора.
– Что за дьявольщина? – громыхнул он, всматриваясь в экран энцефалографа, все еще выписывающего замысловатые зигзаги. – Аугментор продолжает поддерживать стадию быстрого сна. Какого черта вы проснулись?
– Не зна-а-аю, – зевнул Джордж. – Проснулся. А вы разве не велели?
– Как обычно – по парольному сигналу. Но как, черт побери, как удалось вам превозмочь подпитку шаблона Аугментором?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74