— Он вставил револьвер в кобуру. — Вот так. Сейчас я тебе все продемонстрирую.
Куки снял пиджак, пояс, повесил кобуру на пояс, вдел пояс в брюки. Кобура с пистолетом оказалась на его правом бедре. Он надел пиджак. Револьвер с кобурой исчезли без следа. Нигде ничего не выпирало.
— Если нужно достать револьвер, требуется лишь чуть подтолкнуть его вперед. Посчитай по тысячам до трех...
На «одна тысяча» тело Куки расслабилось, словно брошенная на пол резиновая лента. На «две тысячи» правое плечо чуть опустилось. На «три тысячи» он крутанул бедрами влево, а рука откинула полу пиджака. Дуло револьвера смотрело мне в лицо.
— Ловко это у тебя получается.
— Полсекунды, может, шесть десятых. Лучшие укладываются в три десятых.
— Где ты этому научился?
— В Нью-Йорке, когда отношения с моими партнерами по Мэдисон-авеню вконец разладились. Я даже намеревался вызвать господ Брикуэлла и Хиллсмана из фирмы «Бейкер, Брикуэлл и Хиллсман» на дуэль. А тут мне попалось на глаза объявление, что специалист, славящийся быстрой стрельбой, набирает учеников. Бывало, я запирался в кабинете и часами тренировался перед зеркалом. Достигнув определенных успехов, поехал на свою ферму в Коннектикут и начал стрелять по мишеням. Стрелял и стрелял, не переставая, как автомат. Израсходовал не меньше ста тысяч патронов. Потом нашел себе отличную мишень.
— Какую же?
— Консервные банки томатного сока емкостью в одну кварту. Я покупал их ящиками, укладывал в ряд вдоль амбарной стены донышками ко мне и расстреливал. Тебе не приходилось видеть, как пуля «356 магнум» вскрывает банку с томатным соком?
— Нет, — покачал я головой. — Как ты знаешь, я не любитель томатного сока.
— Банку разносит в клочья. Чертов сок летит во все стороны. Окрашивает стену, словно кровь.
— Но дуэли с партнерами не получилось?
— Нет. Вместо этого я провел пару недель в закрытой клинике, выходил из запоя.
Куки закрыл чемодан, надел плащ.
— Не пора ли нам?
Я посмотрел на часы. Двадцать минут десятого. В кафе «Будапешт» нас ждали к десяти.
— Куки, тебе ехать совсем не обязательно. Все может плохо кончиться.
Улыбка мелькнула на его губах.
— Скажем, я хочу поехать потому, что мне уже тридцать три года, а я еще не сделал ничего такого, с чем стоило бы познакомить моих радиослушателей.
Я пожал плечами.
— В тридцать три Христа выключили из игры, но Он сумел вернуться. Не пойму, зачем создавать себе трудности, а затем пытаться их преодолеть.
На лифте мы спустились вниз, пересекли вестибюль. Никто не смотрел на нас, не тыкал пальцами. Джона Уитерби, должно быть, еще не нашли, и он спокойно лежал в моем номере. Я не мог скорбеть о нем, потому что познакомиться мы, по существу, еще не успели, хотя мне нравилось чувствующееся в нем умение доводить порученное дело до конца. Тем более что смерть его казалась случайной и бессмысленной, как и большинство насильственных смертей. Но, возможно, лучше умирать мгновенно, чем долго и мучительно в темных тихих палатах, с обезболивающими уколами, под присмотром бесшумно шагающих и говорящих только шепотом медицинских сестер. Или в окружении родственников и двоих-троих друзей, гадающих, сколько ты протянешь и успеют ли они к первому коктейлю в половине седьмого.
— Когда ты в последний раз побывал в Восточном Берлине?
— Давным-давно. Еще до того, как построили Стену.
— А как ты переходил границу?
Я попытался вспомнить.
— Кажется, я был выпивши. Помнится, связался с двумя какими-то девицами из Миннеаполиса, которые останавливались в «Хилтоне». Они решили составить мне компанию. Мы остановили такси и проехали через Бранденбургские ворота. Никаких проблем.
Куки оглянулся через плечо.
— С тех пор ситуация изменилась. Иностранцы могут переходить границу только через контрольно-пропускной пункт «Чарли» на Фридрихштрассе. Проверка занимает час или больше, в зависимости от качества обеда фопо. У тебя есть паспорт?
Я кивнул.
— Раньше было восемьдесят законных способов попасть в Восточный Берлин. Теперь их осталось восемь. И нам нужен автомобиль.
— Есть предложения? — оглянулся и я.
— Возьмем напрокат. Есть тут одна контора на Бранденбургишештрассе. Называется «День и ночь».
На такси мы за три минуты добрались до Бранденбургишештрассе. Выбрали новый «Мерседес-220». Я предъявил водительское удостоверение.
— На какой срок вы берете машину? — спросил клерк.
— Два-три дня.
— Пожалуйста, внесите залог двести марок.
Я отсчитал деньги, подписал договор об аренде, еще какие-то бумаги и сунул их все в ящичек на приборном щитке. Сел за руль, проверил, не проваливается ли педаль тормоза, и завел мотор. Куки уселся рядом со мной, захлопнул дверцу.
— Шумновато, — заметил он.
— Да, раньше их машины были получше.
— Никогда они не умели делать машины, — возразил Куки.
Выехав из гаража «Tag und Nacht», я свернул налево, к Фридрихштрассе. Обычно в Берлине не обращают внимания на ограничение скорости, но я не переходил рубежа в пятьдесят километров в час. Машина хорошо слушалась руля. Чувствовалось, что основное ее предназначение — доставить сидящих в кабине в нужное место с минимумом неудобств. Еще один поворот налево вывел нас на Фридрихштрассе.
— Надо заполнять какой-нибудь бланк? — спросил я Куки.
— Приготовь паспорт, Джи-ай захочет взглянуть на него. — Я подъехал и остановился, когда солдат у выкрашенной белым сторожки махнул мне рукой. Он мельком глянул на наши паспорта и выдал мне листок, на котором указывалось, что я не имею права сажать в машину неамериканцев и должен выполнять все правила дорожного движения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62