Затем меня представили Эмери Скейлзу, бывшему учителю и нынешнему советнику правителя королевства Ллакуа, и мы тоже пожали друг другу руки.
Скейлз постоянно находился рядом с королем и, если не говорил сам, внимательно вслушивался в каждое слово, произнесенное монархом. Я решил, что к возложенным на него обязанностям он относится на полном серьезе.
Пару они составляли запоминающуюся. Король — низкорослый, полный, в двадцать один год уже совершенно лысый. А может, в монастыре, где он провел пять лет, нашли способ избавляться от волос. Глаза его беспрерывно двигались, словно он искал, на чем остановить взор, и не находил ничего подходящего. Он постоянно улыбался, и я решил, что это нервное, так как зубы у него были плохие, и он мог бы не выставлять их на всеобщее обозрение. Теперь, подумал я, он разбогател и мог позволить себе недорогие коронки или хотя бы зубную щетку.
Скейлз возвышался над Кассимом более чем на голову. Длинный и тощий. С длинной, обтянутой кожей физиономией. Лет ему было под пятьдесят. Скорее всего, шанс попасть в высшее общество выпал на его долю в первый и последний раз, и он боялся, что неверный шаг может все испортить. Во всяком случае, такое у меня сложилось впечатление.
Покончив с рукопожатиями, Скейлз повернулся к Падильо.
— Вы, кажется, говорили, что к нам присоединится некий мистер Пломондон.
— Он не смог приехать, но я сумел убедить мистера Маккоркла заменить его, — лгал Падильо, как всегда, виртуозно.
— Вы — очень крупный мужчина, — Кассим одарил меня очередной улыбкой.
Я решил, что нет нужды извиняться за мои габариты, тем более что на лишний жир приходилось лишь десять фунтов, а потому улыбнулся в ответ и кивнул.
— Работа телохранителя вам знакома?
— В общих чертах. Разумеется, у меня нет такого опыта, как у мистера Падильо.
— Возможно, нам придется уехать отсюда раньше намеченного. По пути сюда Маккоркл столкнулся с непредвиденными осложнениями. Похоже, они знают, что мы здесь.
— Это были Крагштейн и Гитнер? — спросил Скейлз.
— Нет. Эту парочку я раньше не видел. Я подумал, что оторвался от них в центре города, но они, судя по всему, знали, куда я еду.
— Это означает, что полку наших врагов прибыло, — опечалился Скейлз.
— Едва ли, — возразил я. — Те двое нам уже не страшны. Скорее всего они сейчас в тюрьме.
— Они попали туда не без вашего участия, мистер Маккоркл? — король опять улыбнулся.
— Каюсь, приложил руку.
— У вас есть на примете другое убежище, мистер Падильо? — полюбопытствовал Скейлз.
— В Нью-Йорке?
— Да.
— Найти его не составит труда. Но мы не можем перебираться куда-либо, не дождавшись звонка Ванды Готар.
Скейлз выудил из кармана жилетки старомодные золотые часы, щелкнул крышкой.
— Почти половина седьмого. Она должна позвонить с минуты на минуту.
Какое-то время все молчали, ожидая телефонного звонка. Поскольку его не последовало, Падильо счел возможным возобновить разговор.
— Ванда договаривается с руководством нефтяных компаний о процедуре подписания документов.
— А почему их нельзя прислать сюда с курьером? — поинтересовался я. — Нотариуса мы найдем за углом.
— Боюсь, этому препятствует значимость заключаемой сделки, мистер Маккоркл, — ответил на мой вопрос Скейлз. — Хотя подготовительная работа велась под руководством старшего брата его величества, подписание документов должно сопровождаться выполнением некоторых... формальностей. Вы понимаете, торжественная обстановка, присутствие высокопоставленных лиц.
— Но вы же не гонитесь за рекламой? — удивился я.
— Нет, конечно, но вся церемония будет заснята на пленку, а затем показана в Ллакуа в рамках образовательной компании, дабы подданные его величества знали, что все делается для их же блага.
— Присутствовать должен только мистер Кассим или кто-то еще из представителей Ллакуа?
Король нервно улыбнулся и провел рукой по гладкому черепу, словно проверяя, не пора ли его побрить.
— К сожалению, мистер Маккоркл, другие представители Ллакуа, что находятся в этой стране, и наняли господ Гитнера и Крагштейна. Мои соотечественники не жаждут увидеть на документах мою подпись. Они бы предпочли расписаться там сами.
— Вознаграждение расписавшемуся составит четыре миллиона, — заметил Падильо.
— Пять миллионов, — поправил его Скейлз с мечтательным выражением в глазах. Помолчал, наверное, прикидывая, как он потратит свою долю. Затем продолжил: — Ситуация, безусловно, довольно странная, но уж в такие времена мы живем, а ставки в данном конкретном случае очень высоки. Для некоторых речь идет лишь о личном обогащении. Но для его величества эта сделка — возможность превратить нищую страну в одно из экономических чудес света. Дать ее жителям...
Скейлз говорил бы еще минут пятнадцать, но зазвонил телефон. Падильо снял трубку.
— Слушаю.
Слушал он долго, и я видел, как побелели костяшки пальцев на правой, сжимающей трубку, руке. Разговор он закончил, не прощаясь, а трубку если не швырнул, то бросил на рычаг. Затем повернулся к нам. Рот его обратился в узкую твердую полоску.
— Мисс Готар? — спросил Скейлз.
Падильо покачал головой.
— Нет. Франц Крагштейн.
— Мой Бог, — ахнул Скейлз. — И что он сказал?
— Он дает нам час.
— На что?
— Чтобы убраться отсюда.
— А если мы не уберемся?
— Тогда он придет за нами.
Кассим в который уж раз улыбнулся.
— Но возможно ли такое? У нас очень прочная дверь.
Падильо коротко глянул на нее.
— Для Крагштейна это пустяк.
— Что-то у них не вяжется, — вмешался я.
— О чем ты? — повернулся ко мне Падильо.
— Зачем звонить? Почему просто не напасть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50