Болдок хлопнул себя по ляжке, большую часть которой покрывали шорты (в отличие от рубашки, где были нарисованы целые картины, на шортах были изображены просто рыбы); он издал ржание:
– Конечно! КОНЕЧНО. Просто… вы заметили, я думаю, что у меня для вас времени мало?
Он сокрушенно вращал зрачками и двигал носом, давая понять, что если у тебя нет времени для кого-либо, то этим, возможно, открыто кичиться не следует.
– Ну, это пожалуй, э… конечно, я понимаю… э… я… у… чувствовалось что-то, но, по правде, здесь все так ново для меня, что я думал, возможно… э… но если б я сделал что-нибудь, знаете… э… хотелось бы, чтобы вы…
Тут раздался треск, хруст, словно крупный зверь пробирался сквозь чащу. Лорд Болдок наклонился вперед. Хмыкнул и сказал на довольно выразительном кокни:
– Ничего, старина! Что валять дурочку? Я тебя вычислил, усек?
– Честно говоря, не понимаю…
– Ладно, ладно. Стой на своем. Стой, пока не дойдет, что я тебя вычислил. Тогда всем будет проще. Удочку закинул, верно?
– Удочку? Ах, вы подразумеваете, что я…
– Да. Хреново, старина. Мертвый номер, Ромео. Почему Ромео? Кое-кто знает почему, и не забывай этого. Никто не, женится на этой девочке из-за денег, пока это зависит от меня, а оно чертовски зависит!
– Да? – сказал Ронни без выражения.
– Более чем да, Рон. Очень зависит. Вам, конечно, не понять. Боюсь, у вас довольно примитивное представление о деньгах. Да и вульгарное. О деньгах и всем, что с ними связано. Впрочем, откуда вам знать?
– Вы, полагаю, отбрасываете вариант, что я люблю ее?
– Еще бы! За кого вы меня принимаете? Как я сказал, я вас вычислил. Тем не менее важно не это. Вопрос в том, для чего вы здесь. Я вам сам скажу, для чего. Вам дали отпуск плюс шанс завести какие-то контакты только ради Симон. Она была в полном отчаянии из-за Джорджа Парро…
– В отчаянии?
– Вы ее не знаете. Не понимаете механики. Ваше дело развлекать девочку – в постели и где хотите. Говорить с ней. Веселить ее. Что называется, заставить забыться. Вот ваша работа. А вы, видимо, относитесь к ней не очень серьезно. Что вынуждает меня быть с вами резким.
– Она очень трудная девушка, – сказал Ронни, думая, что если Болдок вправду считает, будто кто-нибудь может развлечь ее в постели (не говоря о других местах), то здесь как раз много механики, которой не понимает лорд.
– А, вы уже поняли? Не будь так, она не нуждалась бы в лечении первым встречным, который ей понравился. Теперь слушайте, Аппл. Я хочу, чтобы маленькая Симон была счастлива. Удастся вам за неделю, буду благодарен. Дело за вами. Лучше начните сразу. Посмотрите на нее. Скучает, злится и подавлена. Виноваты вы, верно? Ладно. За двое суток должно стать заметно лучше. Иначе Джульетта обнаружит, что ей нужна ваша комната. Ясно?
– Вы выразились очень понятно.
– Отлично. Никакой обиды, надеюсь. Не люблю размахивать дубиной, но, понимаете, вы мне не нравитесь. Может быть, вы и лучше прочих, но я вообще не терплю вашего брата. Ничего личного! Вот мы и объяснились. Думаю, если постараемся, успеем.
Приближался один из электромобилей, который вела Симон, из-под шин летели каменные осколки. Дворецкий и шкипер, дородный тип, походивший на английского дворецкого куда больше, чем Берк-Смит, поднялись на причал. Ронни последовал за Болдоком к месту разворота грузовичка. Ронни казался потрясенным. Отчасти вправду был потрясен (взлетело в воздух его первое укрепление), но также потому, что, представившись обиженным, можно лучше защищаться от подлинной обиды. Однако Болдок, ничего не зная (или зная не все), открыл ему свои карты. Сидя в грузовичке, Симон переводила взгляд с Болдока на потрясенного Ронни. Когда они поравнялись с ней, она взяла Ронни за руку и нежно потянула на соседнее место.
Прием Василикоса (не из гигантских – всего семьдесят – восемьдесят старых друзей) приходил в четырехугольнике, образуемом с трех сторон домом, а с четвертой – цепью мраморных статуй середины шестидесятых годов нашего века: юные спартанцы, гоплиты с копьями и мечами. Бессмертные Ксеркс, Перикл, обращающийся к собранию, Аристотель и юный Александр. Вокруг бассейна равновесие полов восстановилось пышкой, столь сдобной, что ее хватило бы человеку на всю жизнь или хотя бы на два изнурительных года, – некоторые «старые друзья» Василикоса не могли быть «старыми» друзьями ни ему, ни кому-либо другому.
Установленные на трех террасах, а на открытом месте – между воинами, греком и персом, четыре огромных кондиционера, какие Ронни видывал в аэропортах, нагнетали сюда холодные вихри. Сверху была натянута парусина от солнца, которая пропускала поднимающийся теплый воздух. Ее выцветший темно-зеленый цвет напоминал шатры деревенских праздников или крикетных матчей его юности. На этом сходство кончалось.
Держа за руку Симон, Ронни пошел к столам напитков, протянувшимся из конца в конец одной стороны четырехугольника. Ронни хотелось пить, и надо было выпить в соответствии с ролью. Наполовину к этому побуждал и профессиональный интерес, который щедро удовлетворили ряды джинов, ожидающих свои тоники, и пиммсов, ждущих свои лимонады, а также полчища виски, коктейлей из шампанского, занятных пурпурных зелий из фруктов; все было готово для того, чтобы слуги обносили, а гости хватали. Симон отошла, стремясь найти шотландский и содовую:
– Я принесу тебе что-нибудь: тебе наверняка нужно выпить после этого ужасного Чамми!
Ронни увидел лорда Апшота, стоявшего чуть поодаль и изучавшего выставку напитков. Лицо его, казалось, выражало изумление, раздражение, зависть и почтение, переходившее почти в страх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61