Мы остановились на краю тротуара как раз через дорогу от ее конторы, оказавшись между пешеходами и движущимся транспортом.
– Так ты придешь завтра?
– Там посмотрим! – сказал я. (Посмотреть мне надо было, дома ли Пенни и можно ли с ней увидеться завтра вечером, когда в результате посещения этого неофициального торжества и т. п. я смог бы оказаться почти на полпути к ней по линии метро «Норт-Вестерн».) – Если смогу, зайду.
– Так не забудь! Не беспокойся, я сама перейду через дорогу: давай простимся тут. Разумеется, я не имею в виду окончательно, а… ну ты понимаешь!
– Ну да, разумеется!
– Спасибо, что ты всегда был такой милый!
– Да какой уж там милый!
– Не спорь! Спасибо за все, что ты мне сейчас не сказал и чем не испортил мне настроение! Слыхал бы ты, что наговорил мне тот тип, который с бородой. Сам был в кусках, и я в кусках! Думаю, ты можешь себе представить!
– Думаю, что да.
Мы обнялись и на ходу поцеловались. Она отвернулась, и выражения ее глаз я не видел, но рот ее утратил прежнюю жесткость. Ее фигурка, подтянутая в форме оливкового цвета и обретшая силу, которой я прежде в ней не замечал, уверенно двинулась к противоположному тротуару, после чего, поспешно махнув мне от подъезда рукой, Вивьен скрылась в здании.
Я вернулся к себе домой и написал то, что полагалось для газеты: половину материала – о новой, готовящейся к постановке опере, половину, причем более объемную, – об «Элевациях № 9».
Глава 10
Теперь все свободны
– Неужели все было так ужасно, как вы пишете? – спросил Гарольд.
– Ну да! Просто хуже не придумаешь. Я уж не говорю о том, как он использовал классику, чтобы…
– Насколько мне известно, все прочие отзывы исключительно благоприятные.
– Вовсе нет! Сегодняшний «Хранитель» весьма зло прошелся насчет случившегося.
Гарольд перевел свой взгляд с моей рукописи на еще какой-то машинописный текст, лежавший рядом с ней у него на столе:
– «По поводу этого образчика… попсовой музыки, за которую юнцы голосуют руками и ногами, и только лишь из чувства профессионального долга я не стану вдаваться в подробности… мешанина стилей никогда не приводит к сенсации… сидение разом на трех стульях». Так пишет этот юноша Болсовер.
– Я знаю, он был…
– Я специально направил туда вас двоих, чтобы отразить одно событие с двух различных точек зрения, а получилось, что вы оба придерживаетесь одного и того же мнения.
– Это не совсем так. Мы, исходя из различных точек зрения, решили независимо друг от друга и по разным причинам, что никакой ценности это произведение не представляет.
– Но это мнение расходится с общей оценкой! Мы уже беседовали как-то с вами об опасностях излишнего оригинальничанья. Независимость независимостью, но неужели нельзя найти здесь некий компромисс? Скажем, в смысле техники исполнения или чего-либо еще в этом роде?
– Нельзя же говорить о технике в отрыве… Нет, Гарольд, не думаю, что вам и Терри удастся убедить что-нибудь изменить!
– Ладно, ладно!
– Ведь вы же его не выносите! Я имею в виду Роя.
– Я главный редактор газеты! Кстати, как он?
– Сегодня его должны выписать из больницы.
– Весьма прискорбно это слышать. Уж если врачи занялись его мозгами, должны были их ему вправить! И все же, в целом, дурь ему слегка повыбило.
Пожалуй, впервые за все время нашего знакомства я ощутил в голосе Гарольда некоторую теплоту, и, тут уж действительно впервые, он задержал свой взгляд непосредственно на мне. Кажется, приподнялась завеса над очередной крохотной тайной: я был включен тогда в список приглашенных на званый обед в клуб «Траншея» вовсе не случайно, а вполне намеренно, чтобы мог лицезреть собственными глазами поражение своего приятеля.
– Вы его совсем не знаете, – сказал я. – Вам не…
– Единственное, что вы можете для меня сделать, – Гарольд снова втиснулся в свою глухую раковину, – так как я не желаю иметь с ним никаких отношений, скажите ему, что он победил. Больше я ни во что не вмешиваюсь.
Я стоял и ждал, имея все основания надеяться, что Гарольд в своей обычной манере устного потока сознания отметит-таки, что мое любопытство удовлетворено.
– То, что произошло, оказалось почище, чем статейка, которую я грозился напечатать. Должно быть, тут они вдвоем потрудились. Ни одна газета не взялась бы это печатать, а «Проныра Том» – это не газета? Помните, что они в прошлом году устроили тому актеру, причем тот не получил с них ни гроша? Даже если вы выиграете, им нечем с вами расплачиваться. Можете искать себе другое место.
– Ну да, могу себе представить, – сказал я, восприняв последние слова как легкое обобщенное выражение всяческих мытарств, связанных с попыткой возбудить тяжбу против «Проныры Тома».
– Нет, вы не поняли! Это вы… ищите себе другое место!
– Ах так!
– Я вам выпишу чек на месячный оклад и вышлю на ваш адрес.
– Благодарю! Ну вот и еще один удачный способ досадить Рою. Хотя и не слишком удачный.
– Лучше, чем ничего. Но это еще не все. Всему свое время. Мне ваша писанина не требуется. Как вам известно, я с самого начала был против вашего зачисления к нам в газету.
– Нет, Гарольд, впервые слышу! Вы уверяли, что как раз ваша была идея!
– Чушь, вам это приснилось! Итак, всего наилучшего!
Придя в редакцию, я поделился с Коутсом и Болсовером своими новостями.
– Как дерьмо он настолько многогранен, что остается только снять шляпу перед его изобретательностью! – припечатал Коутс.
– Да, увольнять одновременно и меня ему уже как бы не так интересно, – заметил Болсовер. – Скажите, Дуг, вам он здорово подгадил?
– Ни в малейшей степени! Вполне могу переключиться на небольшую колонку в «Дисках и слушателях».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83