– То, что мы тогда называли компьютерами, были всего лишь своего рода электрические счеты, но…
– Нет, нет, не надо умалять значения такой полезной вещи, как канцелярские счеты, – поспешил возразить профессор. – В умных руках это весьма точный и чуткий инструмент. Кроме того, он не нуждается в электроэнергии, может быть изготовлен из любого материала, какой найдется под рукой, а главное, не выходит из строя в нужную минуту.
– В таком случае делать их электрическими вообще абсурд, – заметил Ричард.
– Совершенно верно, – согласился профессор.
– Прибор, о котором вы говорили, профессор, выполнял не так уж много из того, что не мог бы выполнить человек, и к тому же быстрее и без лишних хлопот, – подтвердил Ричард. – Но, с другой стороны, он вполне заменял ленивого и тупого ученика.
Профессор вопросительно и с иронией посмотрел на него:
– Не знал, что в них испытывается недостаток. С этого места я мог бы попасть хлебным катышем в добрый десяток их за этим столом.
– Не сомневаюсь. Но давайте посмотрим на это еще с одной стороны. В чем истинный смысл того, что один чему-то учит другого?
Вопрос неожиданно вызвал одобрительное бормотание соседей за столом.
Ричард продолжил:
– Я хочу сказать, когда вам хочется что-то по-настоящему понять, нет лучшего способа, чем попытаться втолковать это кому-то другому. Это заставляет сначала упорядочить и рассортировать все в собственном мозгу. В таких случаях чем неспособнее и тупее ученик, тем тщательнее следует разложить все по полочкам, на самые простые и доступные понятия. В этом и заключается суть программирования. А к тому времени, как вы свою сложную идею разложите на простейшие составляющие так, что все станет доступно даже глупой машине, вы успеваете и сами кое-что узнать. Учитель обычно узнает больше, чем ученик. Разве не так?
– Трудновато было бы мне знать меньше моих учеников. Для этого пришлось бы сделать себе лоботомию, – негромко проворчал кто-то из гостей.
– Вот почему я просиживал днями за К-6, пытаясь с его помощью написать реферат, хотя мог бы сделать это за пару часов, сев за пишущую машинку. Меня увлек сам процесс объяснения машине, чего я от нее хочу. В сущности, я создал собственный процессор, систему подготовки текстов на языке Бейсик. Простая процедура поисков и замены слов занимала примерно часа три.
– Я что-то не помню ваших рефератов. Вы их писали?
– Откровенно говоря, нет. Это не были рефераты в буквальном смысле слова. Но причины, почему они мне не удавались, были весьма интересны. Например, я обнаружил… – Ричард умолк, улыбнувшись про себя. – Видите ли, в те времена я играл на органе в рок-группе, – пояснил он. – Но, увы, это ни в чем мне не помогало.
– Я этого не знал, – заметил профессор. – В вашем прошлом больше темных пятен, чем я догадывался. Качества, вот чего не хватает этому супу, – недовольно проворчал он, тщательно вытирая губы салфеткой. – Как-нибудь надо зайти на кухню и удостовериться, что выбрасываются лишь плохие куски говядины, а хорошие все же идут в котел. Итак, вы играли в рок-группе? Так-так. Святые небеса.
– Да, играл, – подтвердил Ричард. – Мы назвали ее «ОХО», что означает «Относительно Хороший Оркестр». Но, к сожалению, мы не оправдали названия. Мечтали стать Биттлзами начала 80-х. По сравнению с ними у нас были более благоприятные возможности, как финансовые, так и юридические. Поэтому мы могли сказать себе: «Ребята, нам нечего тревожиться за будущее». И мы не тревожились. Покинув Кембридж, я года три жил впроголодь.
– Кажется, в эти годы мы встречались с вами пару раз, чисто случайно, – заметил профессор. – Помню, вы сказали мне тогда, что дела у вас идут отлично.
– Да, насколько отлично могли идти дела у подметальщика улиц. Не представляете, сколько мусора в этом городе. Более чем достаточно, чтобы карьера подметальщика могла бы стать довольно прибыльной. Но я свой мешок с мусором чаще всего подкидывал напарнику.
Профессор сокрушенно покачал головой:
– Это была карьера не для вас, мой друг. Есть много таких профессий, где подобное великодушие, несомненно, обеспечило бы быстрое продвижение по служебной лестнице.
– Кроме этой профессии, я испробовал немало и других, но с тем же успехом. Впрочем, я сам нигде подолгу не задерживался. Я слишком быстро уставал, чтобы быть хорошим работником. Меня часто находили спящим либо на крыше курятника, либо на полу у картотеки, в зависимости от того, чем я в то время занимался. Проводить бессонные ночи у компьютера, пытаясь научить его играть «Три слепых мышонка», было моей заветной мечтой и главной целью.
– Уверен, что так оно и было, – согласился профессор. – Спасибо, – поблагодарил он официанта, забравшего у него тарелку с недоеденным супом. – Большое спасибо. «Три слепых мышонка», говорите? Хорошо, очень хорошо. Без сомнения, вам это удалось и этим объясняются ваше нынешнее благополучие и известность, не так ли?
– Не только этим, но и кое-чем другим.
– Я этого опасался. Жаль, что вы ничего не прихватили с собой. Это могло бы развеселить юную леди, которой приходится терпеть общество окаменелостей. Быстрый ритм «Трех слепых мышат», несомненно, развлек бы ее.
Склонившись над столом, профессор попытался отыскать взглядом девочку, сидевшую через два стула от него. Она, понуро опустив плечи, сидела, скучая, на своем стуле.
– Привет, – окликнул ее профессор.
Девочка удивленно подняла на него глаза, а затем, застеснявшись, потупилась и заболтала ногами.
– Что, по-вашему, хуже, юная леди, – обед или компания, в которой вы очутились? – спросил у нее профессор.
Не поднимая глаз, девочка хихикнула и пожала плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12