Я так понимаю, что все ответы, разумеется, сводятся к понятию благодати. Увы, в столь сложных материях я не то чтобы силен. Я всей душой люблю простую жизнь нашего маленького прихода, а всяческими тонкостями Веры пусть себе занимаются знатоки. Вы, судя по всему, эту доктрину изучили досконально, так, мистер Хантер? Вы считаете, предопределение связывает нас по рукам и ногам?
- Считаю, но не так, как это представляете себе вы, христиане.
При этих словах все присутствующие так и впились глазами в мистера Хантера. Все, кроме Фионы, которая увлеченно насвистывала про себя разнообразные мелодии и следила за мельканием своих туфелек.
В лице мисс Хонивуд промелькнуло нечто странное.
- О-о, - проговорил пастор, слегка замявшись в поисках подобающего ответа. - Верно, в широком смысле, я так понимаю, доктрину предопределения можно обнаружить и в языческих мифах. Вот, скажем, в Древней Греции представлены Клото, Лахезис и Атропос - три мойры, или богини Судьбы. В высшей степени загадочное трио: ткачихи и прядильщицы, предопределяющие последовательность событий человеческой жизни. И созданное ими изменить невозможно, как вы абсолютно правильно заметили. Ну что ж, надеюсь, мы с вами еще всласть потолкуем, мистер Хантер. Эта тема всегда меня до крайности интриговала.
Что до мистера Хантера, он, похоже, уже сожалел о своих необдуманных словах, которыми едва себя не выдал.
- Мне больше сказать нечего. Впрочем, я уже опаздываю. Нужно забрать лошадь...
- Право же, зачем спешить, - настойчиво возразила мисс Хонивуд, касаясь плеча молодого джентльмена. Они стояли перед дверью "Пеликана", под массивной дубовой вывеской с живописным изображением понурой морской птицы. - Видите, мы уже на месте.
Глава X
В тумане
Унылый промозглый туман, клубясь, поднимается над рекой, и над гаванью, и над бескрайней гладью океана за волноломами, обтекает верфи и излюбленные моряцкие пристанища, а уж оттуда, подобно угрю, вползает в самое сердце города. Просочившись по цепному мосту, он заполняет узкие извилистые улочки и переулки, густея по мере того, как угасает день. Незримо пробирается туман по хитросплетениям аллей и дорог, ощупывает дымчато-серыми пальцами стены зданий, сложенные из камня коттеджи и их кирпичную облицовку, и деревянно-кирпичные дома с черепичными крышами, тянется мимо окон со средниками, с освинцованными решетками и ромбовидными стеклами, обвивается вокруг изящных фронтонов и ажурных узорчатых досок, закрывающих фронтонные стропила.
С приходом ночи туман окончательно загустевает, превращаясь в пропитанную солью белую хмарь, что обволакивает строения, деревья и даже случившихся по пути животных и людей. Веет от нее стылым холодом - зябким, пробирающим до костей; у того, кто вдохнет ненароком этого тумана, начинает характерно пощипывать в носу, а все теплые, отрадные воспоминания мигом развеиваются, уступая место жестокой, неумолимой реальности.
Над окрестностями сгущается тьма; шум и суета затихают, и вскоре город натягивает на себя одно совокупное одеяло, водружает на совокупную голову совокупный же ночной колпак и засыпает до утра совокупным сном. Однако сон этот тревожен, ибо события последних недель - зловещие феномены, заявляющие о себе один за другим посредством ночных злодеяний, а также и то, что на улицах маячат очертания и лица людей давно умерших - заставляют всерьез задуматься (цитируя Бриджет Лик), уж не настал ли Судный день и не близок ли конец света.
Со всех концов города священнику и олдермену, судье, ночному сторожу и домовладельцу поступают сообщения о видениях и звуках, в равной степени кошмарных и возмутительных. Красочные рассказы о фантомах на кладбище, о потусторонних голосах, хохочущих в ночи; шумы, производимые незримыми животными, что пьют из корыта или, принюхиваясь, сопят в окна; загадочные постукивания и шорохи в пустых помещениях, причем утром составляется целый каталог ночных безобразий; зловещая тень тераторна; истории про чудовищного мастифа, что вышагивает на задних лапах, точно человек... Словом, в примерах недостатка нет. А вот и самые свежие, самые жуткие новости: шестеро перепуганных горожан, персоны весьма почтенные, однажды ночью видели, как на шпиле церкви святого Скиффина восседало смахивающее на человека существо с гигантскими кожистыми крыльями. Разразившись издевательским смехом, оно взмыло в воздух и скрылось во тьме, - так что был это, как охотно засвидетельствовал бы Нед Викери, не иначе как сам Нечистый.
Вот какие тревожные мысли занимают умы и волнуют сердца достойных жителей Солтхеда, когда они сворачиваются калачиком в своих постелях, в то время как от реки и моря поднимается густой туман и, подобно левиафану, заглатывает их город.
Один ум, однако, эти тревожные мысли не занимают - ум некоего джентльмена, что пробирается ныне по некоей резко уводящей вверх улице в некоей весьма унылой части города. Настала ночь и соответственно сгустилась тьма, а этому джентльмену и дела нет. Клубится туман, холодно - а джентльмену по-прежнему нет дела. Темно, по городу рыщут мертвецы - а ему все равно дела нет. Отчасти безразличие это вызвано тем, что ему ничего не известно ни про мертвецов, ни про кладбища, ни про крылатых демонов, но главная причина все-таки в ином: ему ни до чего нет дела лишь потому, что в жизни у бедняги ничего не осталось.
Нетвердым шагом, не говоря ни слова, поднимается он все выше и выше по крутой улице к вершине Свистящего холма. Этот джентльмен не разговаривает сам с собою, не бормочет себе под нос, не напевает, даже не насвистывает, хотя и поглотил устрашающее количество грога в ближайшей пивной - именно там потратил он последние несколько часов и почти всю наличность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73