— Никита все более плыл и его потянуло на обсуждение политических тем. В конце концов, замполит он или где?! Или как?Лекция о международном положении, как в песне о дурдоме. Один не понимает, что плетет спьяну, другой не понимает, о чем идет речь. Но кончилась всё, слава богу, обниманиями, лобызаниями, полным взаимопониманием.У картежников дела шли хуже, обстановка накалялась. Хлюдов выиграл вторую коробку конфет, а первую, распакованную, брать отказывался:— Э нет! Так дело не пойдет! Вы мне давайте целую, эта распечатана!— Так ведь это ты же ее открыл! Ты пробовал, — сердился гигант Эдик.— Ну и что? Я их пробовал, но мог ведь не выиграть!— Но ты выиграл! Теперь получай ее!— Э-э-э! Нет, сами их ешьте! А мне давай запечатанную.— Выиграй вторую коробку — отдам! — горячился средний, Давид.— Вовка! Не затевай межнациональный конфликт из-за двух конфет! Ты все равно сладкого не ешь! — попытался утихомирить вернувшийся Никита.— Нет! Они проиграли мне целую коробку, а подсовывают начатую!— Вовка! Сейчас в морду из-за двух конфет получишь! Зачем идти на скандал? Уступи.— Н-ни за что!Никита схватил бутылку, разлил водку по стаканам:— Тост! За русско-осетинскую дружбу!Старики в знак согласия закивали головами, а злобные рожи молодых, немного смягчились. Все выпили. Закусили конфетами из открытой коробки.— Так где мой выигрыш? — в который раз не унялся Хлюдов.Громила Эдик растерянно почесал затылок — открытая коробка опустела.Брат-Давид в сердцах достал еще коробку, нераспечатанную:— На бери! Пусть твоя русская жопа слипнется! Жадный!— Я не жадный, я принципиальный! Играем дальше? Осетинская жопа?— Играем!!!Никите совсем захорошело.— Тост! — на сей раз алаверды от горцев. — За нашу Советскую Армию!— До дна! — Хлюдов хлобыстнул залпом. Тост того стоит!Никита выцедил свои полстакана уже с отвращением.— На тебя тошно смотреть! — усмехнулся Хлюдов. — Ты словно мою кровь пьешь! Так морщишься!— Не нравится — не смотри! — Никита с шумом выдохнул. — Эх… сейчас бы чего спеть!Брат-Давид с готовностью начал выводить что-то зычное, гортанное, с придыханием. Деды песню подхватили. Громила сорвал с себя рубашку и, свирепо вращая глазами, пустился в пляс. Молодой подсвистывал.Хлюдов принялся стучать по столику, как по барабану. Звуки этого пластикового «тамтама» гулко загромыхали в вагоне.Никита вначале что-то пытался подпеть, а потом скинул китель, изобразил «лезгинку». Или «барыню»? Или «семь-сорок»? Или…Песни и танцы народов СССР продолжались еще около часа. Впрочем, счастливые часов не наблюдают. Счастливые и пьяные. Что иногда, а то и зачастую одно и то же.Табачный дым, вагонная духота, запах пота, алкоголь окончательно замутили сознание. Каждый глоток воздуха — взахлеб, словно кисель. Все заверте… лось. При чем тут лось? Лось! Отдай рог! Или панты? Нет панты у оленей -маралов. Или понты? Короче — отдай рог! Глава 9.Поход в Иран. Глаза сомкнули минут на пятнадцать, а вроде прошла вечность. Как больно головушке!— Эй, офисер! Вставай! Педжен проехаль! — нудил над ухом противный голос.Никита никак не мог разомкнуть опухшие многопудовые веки. Он потер их кулаками, но глаза не открылись. А голова… о-ой, голова-а!… Где мои мозги? И тошно. В самом что ни на есть прямом смысле слова. Бр-р-р!Никита наудачу похлопал по столику ладонью, цапнул стакан, хлебнул. Вода… И слава богу! Язык в результате сумел пошевелиться:— Воха! Хлюдов! На выход! Вовка!Капитан Хлюдов оторвал голову от смятой фуражки-аэродрома, послужившей подушкой, тупо уставился на Никиту:— Ты хто?— Ромашкин, блин! Что, совсем сбрендил? А ты тогда кто?Хлюдов посмотрел мутным невидящим взором по сторонам:— А действительно, кто я? Где я?— Ты Хлюдов, блин! Капитан Советской Армии. А я Ромашкин, блин! И мы с тобой в общем вагоне зачуханного пассажирского поезда! Который движется с тихой скоростью в какую— то задницу! Через задний прход.— Интересная мысль! — Хлюдов тоже отхлебнул воды. — Уф-ф! А где это — относительно Вселенной? И кто мы как частица природы? Гуманоиды? Люди?— Люди! Человеки! Вставай, алкаш! Наша станция на горизонте. Не философствуй!— А где видишь горизонт? За окном черно, как у негра…— Вот там и горизонт. В заднице! Я ж тебе сказал: мы в нее движемся — медленно, но уверенно.Проводник что-то бурчал на туркменском, поторапливал. На соседних полках спали утомленные горцы. Значит, бурная ночь была реальностью.— Чего надо, иноверец?! — рявкнул капитан. — Чего бормочешь? Что-то мне твоя наглая рожа не нравится!— Слюшай! Зачем опять хулиганишь? Что я тебе плохого сделал, а? Пачаму?— Что значит — опять?! Да я твою физиономию в первый раз вижу! Сгинь…— Я проводник вагона. Твой станций! Приехаль! Вылезай, офисер, не скандаль. Иначе милисия прийдет и заберет!Никита потянул Хлюдова на выход, взяв под мышку обе шинели и фуражки. Хлюдов нес в руках лишь коробку конфет и портфель.За дверью чернела непроглядная зимняя ночь. В тамбуре Хлюдов снова завелся:— Где станция, басурманин?! Где Педжен? Куда ты нас завез?!— Вы его проехаль! Крепко спаль. Я будиль. Твоя не проснулься. Оба теперь вылезаль!— И что ты нам, красным офицерам, предлагаешь, урюк?! Топать по ночной пустыне обратно? Куда я должен вылезаль, чурка нерусская?! Сейчас тебе будем делать кердык!— Зачем по песку? По рельсам ходи! Скоро рассветет, не потеряетесь!.. — понизив голос, проводник буркнул: — Сам ты чурка, офисер!— Нет, пешком не пойдем, — не уловил «чурку» Хлюдов. — Доедем до Серахса, а оттуда вернемся поездом.— Эй, не хулигань! Твой билет до Педжена! Слезай капитан, а то на стансия милиция позову! Всю ночь буяниль, опять начинаешь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83