Для нее все злые дела, о которых рассказывалось в этих байках, были вполне реальны. История молодого альфа, который отправился в путь, чтоб отыскать призрак своей любимой, запускала свои страшные когти прямо в самое сердце Бекки.
«И вот он шел, шел и повстречал женщину, понуро сидевшую у дороги. Он приветствовал ее как положено, ибо был вежлив, и спросил, как ее зовут. И тут она повернула к нему свое лицо, и он увидел, что на нем можно различить только глаза да зубы — горящие глаза и огромные окровавленные зубы. И она сказала ему: „Я первая женщина, которая понесла после того, как бесплодие поразило нас всех, а Голодные Годы упали на землю“. И тогда он собрал все свое мужество и произнес: „Ну, матушка, тогда ты — благословение для глаз моих, ибо ты есть начало нового женского плодородия“. А она засмеялась и завопила, клацая своими страшными зубами: „Благословение?“ И от одного звука этого скрипучего, как кости, смеха дивные густые черные волосы альфа сразу поседели. А она села опять на корточки и слегка распахнула накидку, чтобы он увидел ребенка — первого ребенка, рожденного после бесплодия… ребенка, которого она родила… и… СЪЕЛА!»
Обычно в этом месте Приска кидалась на какую-нибудь малышку, заставляя ее визжать от ужаса. Все остальные тоже визжали, исполненные восхитительного щекочущего страха. Все, кроме Бекки, которая только еще сильнее обнимала голову руками, зажмуривалась и умоляла тот жуткий образ, который возникал перед ее внутренним оком, убраться прочь.
Именно так ей иногда и мерещился Поминальный Холм — чудовищной воображаемой колдуньей из той страшной сказки, первой матерью после Голодных Лет. Она скорчилась у дороги, скрылась под накидкой из дерна и травы и гложет начисто вываренные кости своих детей.
— Марта… — Рука Бекки скользнула из-под накидки Бабы Филы.
Пусть это девчонка думает о ней что угодно, но ей просто необходимо дотронуться до живой плоти, чтоб отогнать прочь ночных демонов.
— Ш-ш-ш! — Девушка как вкопанная остановилась на середине дороги. Мгновение она вслушивалась, склонив набок голову, затем ухватила Бекку за плечо, скрытое накидкой, и потащила ее в сторону, подальше от тропы, в тронутую инеем траву, оставленную нескошенной после праздника Окончания Жатвы.
— Ложись! — шепнула она и, бросившись плашмя на землю, потащила Бекку за собой. Бекка послушалась, ощутив холод земли сквозь платье и накидку. Она еще глубже натянула на голову капюшон, хотя ее лицо было и без того хорошо скрыто. Как бы ей хотелось, чтоб тут оказалась какая-нибудь ямка, которая позволила бы полностью спрятаться от чужих глаз.
— Что… что там? — спросила она еле-еле слышно.
Девушка Бабы Филы крепко сжала ее руку.
— Что-то послышалось. Мне кажется, там кто-то есть. — Она кивком указала на холм.
— Там? — Бекка всмотрелась в темноту. Если бы внутри Поминального холма горел фонарь, он бы был виден отсюда. Света не было.
— Не уверена. Тихо! Слушай! — Обе девушки скорчились в придорожной траве, их дыхание образовывало в холодном воздухе тонкую серебристую сеть.
Теперь услыхала и Бекка. Это был голос, голос знакомый и в то же время чем-то измененный, как будто он ей снился. Голос раздавался не изнутри холма, а откуда-то сбоку. Он поднимался и падал, будто музыка ночи, и с каждой нотой в Бекке росла уверенность — она знает, кому принадлежит этот голос.
Сердце превратилось в кусок льда, когда загадка наконец разрешилась и Бекка поняла: это его голос, голос Джеми.
Девушка Бабы Филы что-то ей прошипела, попыталась остановить ее, ухватившись за накидку, но это оказалось пустой тратой сил. Бекка ползла на голос Джеми, ползла изо всех сил, собрав в кулак всю свою волю, всю свою решимость. Что делает он там один в этом священном месте, где ему совершенно незачем быть? Почему он говорит так громко, будто безумный? И в то время, когда все его родичи готовятся к ужину, почему он здесь? Бекка обогнула Поминальный холм, скрываясь в складках юбки этой пожиравшей собственных детей матери. Бекку вел голос, взывавший прямо к ее сердцу.
Но вот во тьме возникли и другие тени, которые заставили Бекку теснее припасть к земле. Мужские фигуры высились на склоне холма, там, где ни один человек не стал бы стоять по собственной воле. Они кольцом окружали кого-то лежащего на земле, кого-то, кто говорил, кто умолял, воздевал к небу руки и молил о пощаде. Бекка бесшумно села на корточки — еще один камень на склоне холма. И не издала ни звука — точно мертвая кость.
Но зато она видела все. Вот он, вот ее Джеми, ее возлюбленный. Но небу бежали облака, в разрывах которых на землю сочился яркий свет луны. Теперь уже спутать его с кем-нибудь другим было невозможно. Никаких сомнений. Не было сомнений и в том, что вон там она видела своего па с одиннадцатью из своих самых пожилых и самых верных людей. Их головы обнажены, несмотря на холод. Она хорошо знала их всех в лицо. Некоторые из них даже обладали привилегией спать с женами па и зачинать детей ради здоровья и силы Праведного Пути. Не было сомнений в том, кто они такие, как не было сомнений и в блеске ножа в руке ее па.
Не было сомнений и в блестящих потеках крови, стекавших по щекам Джеми из порезов над глазами и под ними. Кровь текла у него и из ноздрей, она сочилась из угла рта и из глубоко рассеченной нижней губы. Местами в крови виднелись бороздки, промытые слезами.
И ни молитвы, ни желание ослепнуть не могли заставить ее оторвать глаза от того, что лежало рядом с Джеми — обнаженное и изрезанное тело мужчины, с дырами вместо глаз и черной кровью в колодце открытого рта.
— …За то, что он мне сделал!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151