— усмехнулся Шуйский. — Али узрел ты, как нам самозванца в одночасье разбить?
— Сила мятежников в вере их, что служат они царевичу истинному. Убить самозванца надобно, и прекратиться тогда смута на Руси. Коли силой рать его не одолеть, так человек верный должен в стан его пройти и дело сделать.
Воеводы переглянулись.
— И кто же пойдет? — спросил Шуйский.
— Я пойду, — объявил Крапивин.
В палатке воцарилась тишина.
— Поверь ему, воевода, — снова вступил в разговор Федор. — Лазутчик он знатный. Там проходил, где другие попадались. Авось выйдет у него. Так малой кровью всю смуту окончим.
— А что, может, оно и недурно, — проговорил молчавший до этого Мстиславский. — Мы-то что теряем? Может, сотника одного.
— Обдумать надо, — недовольно проворчал Голицын. — Ступайте-ка к своему полку, стрельцы. Известим мы вас, что порешили.
— Добро, — склонил голову Крапивин. — Только прошу вас, коли надумаете меня в стан самозванца отпустить, пусть знает о том пять человек. Вы трое, Федор и я. И никто более.
Голицын метнул на него недобрый взгляд:
— Уж не хочешь ли в измене людей наших уличить?
— Нет, воевода, — отрицательно покачал головой Крапивин. — Только время смутное, а дело тайное. Надежнее оно будет.
— Будь по-твоему, — небрежно махнул рукой Голицын, отпуская стрельцов.
Крапивин и Федор вышли из шатра, где совещались воеводы, и двинулись вдоль костров охранявшего их стрелецкого полка.
— Что скажешь? — негромко спросил Крапивин у командира.
— Чего тут говорить? — удивился Федор. — Ясное дело, совет держать воеводы решили.
— А вот мне непонятно. Я один всю их работу делать взялся. Риска для них никакого. Если даже попадусь, они завсегда сказать могут, что не посылали меня. Не понимаю.
Федор неопределенно пожал плечами. В полном молчании они достигли расположения своего полка.
— Ну что, спать, что, ли пойдем? — сладко зевнул Федор.
— Можно и спать, только…
— Что только?
— Послушай, Федор, — Крапивин понизил голос, — ежели воеводы не надумают до завтрашнего вечера меня отпускать, то я сам пойду. Отпустишь меня?
Федор внимательно посмотрел на него:
— Зачем это тебе? Если в лагерь самозванца пройдешь да еще порешишь его, навряд ли голову сносишь. А ежели живым уйдешь, здесь тебя накажут за ослушание.
— Думаю я, что, если нынче же его не остановить, большие беды этот самозванец Руси принесет.
Федор замялся и вдруг тихо спросил:
— А если это не самозванец?
Крапивин несколько секунд стоял в замешательстве.
— Это самозванец, Федор, — произнес он наконец. — Головой клянусь. Я видел его в доме Романовых, перед тем как вы взяли его штурмом четыре года тому назад.
— Да ты там был?! — изумился Федор.
— Был, — признался Крапивин. — Как только из Сибири вернулся, нанял меня Федор Романов. И в бою я том против тебя стоял. Да потом с Москвы утек. А самозванец тот, Отрепьев, тогда в услужении у Романовых был. Я сам его видел.
— А уверен, что это он?
— Уверен. Я его и у князя Константина Острожского видел, когда он в Польшу побег.
— А ты что там делал? — в голосе Федора зазвучало подозрение.
— Так от гнева царского сбежал, — нашелся Крапивин. — Да не выдержал на чужбине. Вернулся, когда забыли уж меня, и на службу царскую поступил. Понимаешь, я русский и России хочу служить.
— Да, — протянул после продолжительной паузы Федор, — наделал ты дел. Мало того что за воров стоял, так еще в земли чужие ходил без царского дозволение. За то, известно, смертью покарать могут.
— Сам знаю, — огрызнулся Крапивин. — Но я хочу, чтобы ты поверил мне. Отрепьев — самозванец.
— Ну да ладно, я-то верю, что ты московскому престолу предан. Это ты в бою показал, — словно не заметил его реплики Федор. — Только другим не рассказывай, что среди воров супротив царских войск стоял. А вот царевич… Ну, может, служил он у Романовых, что с того? Может, он от убийц скрывался.
Крапивин в ярости сжал кулаки. Больше доказательств у него не было. «Может, родись я здесь, мыслил бы как Федор, — подумал он. — Но я-то родился в двадцатом веке. Я знаю, что будет… У меня нет аргументов, чтобы доказать свою правоту человеку, живущему за три с половиной столетия до меня. У него нет моего опыта, моих знаний. Его предки не видели того, что видели мои предки. Он не видел того, что видел я. Он просто не готов воспринять то, что я скажу ему. Для него я такой же, как и он сам, стрелецкий офицер. Да еще и знаю меньше, потому что из Сибири прибыл, а он всю жизнь на исконно московских землях воюет. А скажи я, что пришёл из будущего, что знаю, как трагически сложится история Руси после прихода самозванца, так и не поверит. Слишком необычно это для него. Проще меня сумасшедшим объявить. Нет, сумасшедшим мне здесь считаться никак нельзя. Своим мне надо быть. И аргументы мне надо использовать, которые здесь готовы воспринять».
— Послушай, Федор, — тихо сказал он, — А как ты сам воюешь, если вопрошаешь себя, не истинный ли царевич перед тобой?
— Так я-то супротив ляхов и черкасов воюю, — возразил Федор. — Они завсегда урон московским землям наносили. А ты-то в самого царевича нацелился… — Он запнулся. — Видано ли, чтобы человек православный себя ложно царским именем нарек?
— А еще ты говорил, что если это настоящий царевич, то Бог нам знак подаст, — напомнил Крапивин. — Так вот, если это истинный царевич, Бог не даст мне ему вреда причинить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119