Член Конвента представлялся ему как бы существом вне закона, даже в
не закона милосердия.
Ж., державшийся почти совершенно прямо и говоривший спокойным, звучным г
олосом, был одним из тех восьмидесятилетних старцев, которые у физиолого
в возбуждают удивление. Революция видела немало таких людей, созданных п
о образу и подобию своей эпохи. В этом старике чувствовался человек, выде
ржавший все испытания. Близкий к кончине, он сохранил все движения, прису
щие здоровью. Его ясный взгляд, твердый голос, могучий разворот плеч могл
и бы привести в замешательство самое смерть. Магометанский ангел смерти
Азраил отлетел бы от него, решив, что ошибся дверью. Казалось, что Ж. умирае
т потому, что он сам этого хочет. В его агонии чувствовалась свободная вол
я. Только ноги его были неподвижны. Отсюда начиналась крепкая хватка сме
рти. Ноги были мертвы и холодны, в то время как голова жила со всей мощью жи
зни и, видимо, сохранила полную ясность. В эту торжественную минуту Ж. похо
дил на того царя из восточной сказки, у которого верхняя половина тела бы
ла плотью, а нижняя мрамором.
Неподалеку от кресла лежал камень. Епископ сел на него. Вступление было
ex abrupto Внезапн
о; без предисловий (лат.)
.
Ч Я рад за вас, Ч сказал епископ тоном, в котором чувствовалось осужден
ие. Ч Вы все же не голосовали за смерть короля.
Член Конвента, казалось, не заметил оттенка горечи, скрывавшегося в слов
ах «все же». Однако улыбка исчезла с его лица, когда он ответил:
Ч Не радуйтесь за меня, сударь, я голосовал за уничтожение тирана.
Его суровый тон явился ответом на тон строгий.
Ч Что вы хотите этим сказать? Ч спросил епископ.
Ч Я хочу сказать, что у человека есть только один тиран Ч невежество. Во
т за уничтожение этого тирана я и голосовал. Этот тиран породил королевс
кую власть, то есть власть, источник которой Ч ложь, тогда как знание Ч э
то власть, источник которой Ч истина. Управлять человеком может одно ли
шь знание.
Ч И совесть, Ч добавил епископ.
Ч Это одно и то же. Совесть Ч это та сумма знаний, которая заложена в нас о
т природы.
Монсеньор Бьенвеню с некоторым удивлением слушал эти речи, совершенно н
овые для него.
Член Конвента продолжал:
Ч Что касается Людовика Шестнадцатого, то я сказал: «Нет». Я не считаю се
бя вправе убивать человека, но чувствую себя обязанным искоренять зло. Я
голосовал за уничтожение тирана, то есть за уничтожение продажности жен
щины, рабства мужчины, невежества ребенка. Голосуя за Республику, я голос
овал за все это. Я голосовал за братство, за мир, за утреннюю зарю! Я помогал
искоренять предрассудки и заблуждения. Крушение предрассудков и заблу
ждений порождает свет. Мы низвергли старый мир, и старый мир, этот сосуд ст
раданий, пролившись на человеческий род, превратился в чашу радости.
Ч Радости замутненной, Ч сказал епископ.
Ч Вы могли бы сказать Ч радости потревоженной, а теперь, после этого рок
ового возврата к прошлому, имя которому тысяча восемьсот четырнадцатый
год, Ч радости исчезнувшей. Увы, наше дело не было завершено, я это призна
ю; мы разрушили старый порядок в его внешних проявлениях, но не могли совс
ем устранить его из мира идей. Недостаточно уничтожить злоупотребления,
надо изменить нравы. Мельницы уже нет, но ветер остался.
Ч Вы разрушили. Разрушение может оказаться полезным, но я боюсь разруше
ния, когда оно сопровождается гневом.
Ч У справедливости тоже есть свой гнев, ваше преосвященство, и этот гнев
справедливости является элементом прогресса. Как бы то ни было и что бы н
и говорили, Французская революция Ч это самое могучее движение человеч
ества со времен пришествия Христа. Несовершенное, Ч пусть так, Ч но бла
городнейшее. Она вынесла за скобку все неизвестные в социальном уравнен
ии; она смягчила умы; она успокоила, умиротворила, просветила; она пролила
на землю потоки цивилизации. Она была исполнена доброты. Французская рев
олюция Ч это помазание на царство самой человечности.
Епископ не мог удержаться и прошептал:
Ч Да? А девяносто третий год?
С какой-то зловещей торжественностью умирающий приподнялся в своем кре
сле и, напрягая последние силы, вскричал:
Ч А! Вот оно что! Девяносто третий год! Я ждал этих слов. Тучи сгущались в т
ечение тысячи пятисот лет. Прошло пятнадцать веков, и они, наконец, разраз
ились грозой. Вы предъявляете иск к удару грома.
Епископ, быть может, сам себе в этом не признаваясь, почувствовал легкое с
мущение. Однако он не показал виду и ответил:
Ч Судья выступает от имени правосудия, священник выступает от имени со
страдания, которое является тем же правосудием, но только более высоким.
Удару грома не подобает ошибаться.
В упор глядя на члена Конвента, он добавил:
Ч А Людовик Семнадцатый? Член Конвента протянул руку и схватил епископ
а за плечо.
Ч Людовик Семнадцатый! Послушайте! Кого вы оплакиваете? Невинное дитя? Е
сли так, я плачу вместе с вами. Королевское дитя? В таком случае дайте мне п
одумать. В моих глазах брат Картуша, невинное дитя, которое повесили на Гр
евской площади и которое висело там, охваченное веревкой под мышками, до
тех пор, пока не наступила смерть, дитя, чье единственное преступление со
стояло в том, что он был братом Картуша, не менее достоин сожаления, нежели
внук Людовика Пятнадцатого Ч другое невинное дитя, заточенное в Тампль
единственно по той причине, что он был внуком Людовика Пятнадцатого.
Ч Сударь, Ч прервал его епископ, Ч мне не нравится сопоставление этих
имен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32