Рядовой Йодль наконец-то одержал сладострастную победу. Настиг свою русскую девочку – великолепное, бесстыжее, светловолосое создание; извечную искусительницу миллионов завоевателей. Он лежит на животе, абсолютно голый и крепко зажатый в ее ледяных объятиях. Она прижимает к себе своего нового завоевателя и запечатлевает на его отвердевших гyбax победный поцелуй. Сидящий поблизости рядовой Венигер больше ни о чем себя не спрашивает, а зубы рядового Вольтке больше не стучат. Капралу Либлингу больше не холодно… Вот тогда-то сержант Штрассер и решает призвать своих солдат к порядку.
– Встать! – кричит он, но с его губ не слетает ни звука.
Он поднимает оторопевший взгляд и видит перед собой снеговика, возвышающегося над ним во весь свой исполинский рост. Но на сей раз сержант Штрассер не бросается в атаку. Как настоящий немецкий воин, он умеет отступать и признавать свое поражение. Он просто снимает с себя Железный крест, прикрепляет его к груди великана – кладет его на снег – и говорит:
– Ты заслужил его больше, чем я.
И в то же мгновение безжалостный снеговик наваливается на него, а душа сержанта Штрассера щелкает каблуками, вытягивается по стойке «смирно» и строевым шагом проходит сквозь вековечные пространства, вытянутой рукой приветствуя фюрера немецких душ, терпеливо поджидающего его у врат Валгаллы тевтонских воинов… На губах доброго немецкого солдата Грюневальда блуждает счастливая улыбка. В эту минуту ему оказывают роскошный прием. Он медленно плывет на легком челне по волнам тихого Дона. Русский народ – весь русский народ: калмыки и киргизы, грузины с Кавказа, запорожские козаки, суровые узбекские горцы, украинцы, татары, сибирские крестьяне, евреи, курды – все двадцать семь национальностей устраивают ему бурную овацию. Миллионы людей полными пригоршнями бросают в него конфетти, знаменитое русское конфетти – белое, ледяное, кружащееся… И съедают целые тонны икры, и выпивают целые бочки водки за здоровье своего нового завоевателя, и хором поют в его честь «Очи черные». И цари, все русские цари – и самозванец Борис Годунов, и Иван Грозный со своими боярами, и Петр Великий, и все остальные толпой выходят из Кремля, чтобы приветствовать его, и смеются, проходя мимо – там даже Ленин, сбежавший из своего мавзолея, и весь великий русский народ, все сто семьдесят миллионов жителей показывают пальцем на доброго немецкого солдата Грюневальда – Грюневальда-Завоевателя, Грюневальда-Великолепного – и громко, беспрестанно хохочут, держась за бока и ударяя себя в живот, смеются до упаду от безграничной радости и швыряют ему в глаза, в рот и в глотку свое красивое русское конфетти – белое, ледяное и кружащееся, которое мало-помалу засыпает его и перекрывает ему дыхание. И безжалостно гремит гомерический смех… И медленно течет тихий Дон… И так же медленно падает снег. Медленно, посреди бескрайнего и почти мистического безмолвия, он выполняет свою историческую задачу. Старательно, равнодушно и спокойно погребает завоевателей. Хладнокровно и без лишней спешки… Большие, легкие, беспощадные снежинки. Снег. Добрый снег.
30
Аббата Бурака схватили, когда он молился в небольшой часовенке Святого Франциска в Верках, и на месте расстреляли. Отряд Пуцяты потерял пять человек во время стычки с бронемашинами на подбродзевской дороге, а сам Пуцята был тяжело ранен и отлеживался на одном из хуторов. Кублай был убит в ожесточенном бою, совершая диверсию на молодеченской железной дороге. Два радиста, выданные женой одного хуторянина, были окружены на гумне, и все подпольные лесные радиостанции получили их последнее сообщение: «Прощайте, желаем удачи, еще двух нет».
Но Партизан Надежда оставался все так же неуловим. Поговаривали, что его штаб-квартира теперь – в самой Варшаве; что он готовит восстание в еврейском гетто столицы; предатели и шпионы докладывали, что видели его в нескольких местах одновременно; каждое утро люди встречали карательные отряды вызывающими улыбками – их словно бы воодушевляла тайная уверенность в том, что с ними не может случиться ничего плохого. В деревнях ходили самые фантастические и невероятные слухи:
– Он встречался с Рузвельтом и Черчиллем и предложил им свои условия. Сталин наконец-то нашел человека, с которым можно вести переговоры.
– У него есть потрясающее тайное оружие – луч смерти. Радиус действия: десять километров.
– Вчера он приходил в сухарковскую школу поговорить с детьми; у ребятишек до сих пор глаза горят.
Такой холодной зимы люди не помнили давно. В некоторых местах толщина снега достигала четырех метров, и «зеленым» пришлось покинуть свои берлоги. Отряды Крыленко, Добранского и Громады укрывались в охотничьем домике, затаившемся в глубине замерзших вилейковских болот на крошечном островке, затерянном среди окаменевших камышей. Как-то раз, 3 февраля 1943 года, в их убежище вбежал такой возбужденный Пех, что они схватились за оружие, решив, что настал последний момент. Но он просто хотел поговорить с Крыленко о его сыне. Ходили слухи, что сын Крыленко – генерал Красной Армии, но упоминать его имя в присутствии старого украинца не разрешалось. Если же кто-нибудь случайно или назло затрагивал эту щекотливую тему, Крыленко становился угрюмым и цедил сквозь зубы по-русски: «Сволочь!»
– Ну, что вы, Савелий Львович! – удивлялся его собеседник. – Раз уж народ счел вашего сына достойным столь высокого звания, значит, он человек стоящий.
– Сволочь! – твердил старик, слегка повышая голос в виде последнего предупреждения, и пристально смотрел на собеседника, словно бы приглашая его разделить честь этого оскорбления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56